Из истории военной разведки - [28]

Передачей депеш занимались не только офицеры, солдаты, крестьяне, мещане, но даже женщины. 21 августа вдова Имбер, переодевшись мужчиною, выехала верхом из Меца в Тионвилль и скрытно перевезла в своих волосах три депеши от маршала Базена коменданту Тионвилля.

В большинстве случаев депеши вкладывались в гуттаперчевые или костяные шарики величиною в орех; попав в руки немцев, посланные проглатывали эти шарики незаметно для противника. Некоторым из них, как например, полицейскому агенту Флао приходилось по несколько раз проглатывать один и тот же шарик прежде, чем доставить его по назначению.

Депеши посылались иногда написанными обыкновенным способом, иногда шифрованными. Более важные отправлялись в нескольких экземплярах через разных агентов. Иногда посланных заставляли выучить наизусть содержание написанной депеши на тот случай, если бы им пришлось бесследно уничтожить ее, но самим благополучно добраться до лица, которому она была адресована (Из процесса маршала Базена (см. выше)). Описанные способы секретной доставки бумаг могут быть применены шпионами и лицами, выбранными ими для передачи донесения. Вообще же никаких правил и указаний для подобной доставки дать нельзя; все зависит от личной находчивости и ловкости посланного.

V.

Шпионство и шпионы (лазутчики) с точки зрения нравственной.— Шпионы с точки зрения юридической (по законам русским, французским, германским, австро-венгерским и международным).

Почти все люди привыкли смотреть на шпионство, как на дело крайне безнравственное и позорное, а название "шпион" получило значение бранного слова. Однако подобное огульное осуждение шпионства и шпионов несправедливо, так как "само по себе шпионство не преступление и не всегда безнравственное дело" (Проф. Ф.Мартенс (см. выше). *** Esprit des lols).

Впрочем, в частности, оно имело своих защитников в разные времена и в разных сферах. Все полководцы, философы и юристы, высказывавшие свои мысли и взгляды по этому поводу, могут быть подразделены на два лагеря: безусловных врагов шпионства и лица, признающих его в некоторых случаях средством дозволенным, а лазутчиков — людьми не только честными, но даже достойными уважения и подражания.

Лишь один знаменитый писатель открыто признает себя сторонником шпионства во всех его видах: это Макиавели. Исходя из того основного положения, что для зашиты отечества все средства хороши, он говорит: "Хотя употреблять обман в жизни было бы отвратительно, тем не менее в войне этот поступок становится похвальным и достославным; и тот, кто побеждает этим неприятеля, заслуживает такую же похвалу, как тот, который побеждает оружием. Подобное суждение высказывают все писавшие историю великих людей: они хвалят Аннибала и всех полководцев, которые отличались подобным образом действий".

Совершенно противоположного мнения придерживались Паскаль Фиоре, утверждавший, что "применение шпионства — бесполезная низость", и Монтескье, находивший, что "шпионство было бы, пожалуй, терпимо, если бы оно исполнялось честными людьми; но неизбежная подлость таких лиц дает возможность судить и о подлости самого дела " ***.

В том же смысле высказался и Ваттель, один из известнейших юристов последнего столетия. "Обыкновенно шпионов казнят самым суровым образом", писал он; "И это справедливо, так как нет других средств, чтобы избавиться от вреда, который они могут причинить. Поэтому честный человек, не желающий погибнуть от руки палача, не возьмет на себя роли шпиона; к тому же он сочтет ее несовместной со своим достоинством, ибо это ремесло неизбежно связано с некоторой долей измены" (Le droit des gens).

"У нас народные массы менее дисциплинированы, чем в Германии, но за то средние классы менее способны на низость", писал уже после франко-прусской войны г. Ренан. "К чести Франции надо сказать, что во время последней войны почти невозможно было найти француза, способного хоты бы удовлетворительно сыграть роль шпиона: ложь, низость и распущенность слишком противны нам" (Приведено в Revue du Cercle militaire, 1890, №9).

Комментатор Ваттеля, Пинейро Феррейра, относится к шпионам с большею терпимостью и клеймит позором только тех лиц, которые злоупотребляют гостеприимством приютившей их страны. "Человека, старающегося доставить своему правительству важные и интересные для него сведения и не злоупотребляющего при этом доверием, нельзя смешивать", говорит он, "с ,тем, кто за великодушное обращение какого-либо государства отплачивает ему нанесением вреда" (Notes sur Vsttel).

Почти такого же мнения придерживается Карро. "Шпионство — вот одно из подготовительных средств прусских побед. Оно состоит не в мало применяемом во Франции, хотя вполне законном, искусстве освещать себя на войне, захватывать противника врасплох и не давать захватывать себя. Под этим позорным словом Кант понимал совершенно иное, хотя он не знал столь усовершенствованного теперь искусства опутывать целые государства гигантскими сетями тайной инквизиции, вовлекая в них не только политику и законы, производительные силы, труды и промышленность народов, но и самые сокровенные вещи, частные стороны его жизни, врываясь в тайны его домашних очагов, ведя точный счет богатствам его граждан, анализируя его стремления, симпатии и антипатии, одним словом, вторгаясь в область всего, что может быть доверенно другу, но должно быть тщательно скрываемо от любопытства того, кто может сделаться завтра врагом. Что сказал бы старый моралист о тех фанатиках, которые в течение многих лет, шаг за шагом, путем неусыпных забот, вторгаются в душу народа, нарушая его сокровеннейшие тайны? Подобное ремесло может быть облагорожено сопряженною с ним опасностью; но безнаказанность делает его низким. С горделивой иронией, более обидной, чем бранное слово, Бисмарк спросил однажды, что особенного заключает в себе французская честь и в чем состоит ее отличие от чести других наций? Такой вопрос был неосторожен. Несомненно, что французская честь не сходна с другою, так как ее возмущают подобные картины.