с богом солнца и
другими соратниками, считает, наконец, исполненной свою миссию на земле и удаляется к бессмертным. Эта мифология, изображающая победоносную борьбу света с тьмою при помощи «посредника», как называется Мифра, создателя мира, слилась с сущностью вавилонской религии, звездным миром евфратского народа. «Легенды обеих религий сблизились друг с другом, божества их отождествились, и семитическая астролатрия, чудовищный продукт долгих научных наблюдений, стала брать перевес над натуралистическими мифами иранцев». Планеты у вавилонян обладают неимоверной силой. Каждой из них подчиняется один день в неделю, каждой посвящен один металл, число 7 обязано количеству планет своей особой мистической силой. Души, спускающиеся на землю, получают от планет свои характерные черты. Таким образом, по воззрению вавилонян, этим светилам беспрекословно подчинено все земное, созвездия неограниченно владычествуют над нашим существованием. Эти небесные силы доступны, однако, умилостивлению, существуют благодетельные покровители, одолевающие злые силы; их-то содействия и нужно добиться. Мифра поддерживает благочестивых, чистых сердцем в борьбе против бесовской злобы. Тот, кто здесь на земле ведет чистый образ жизни и борется с плотским вожделением, кто знаком с священными мистериями бога света, тот может быть спасен, будет участником блаженства как в этом, так и в том мире. – Устройство того мира довольно своеобразно. Душа праведника, подымающаяся в горния области, встречает небо, разделенное на семь сфер, из которых каждая принадлежит какой-либо одной планете. Нечто вроде лестницы, состоявшей из восьми поставленных друг на друга ворот, из которых первые семь были сделаны из семи различных металлов, служило в храмах символическим напоминанием о том пути, который нужно было пройти для достижения самой верхней области постоянных звезд. На страже у входов из одного этажа в другой постоянно стояли ангелы Ахура-мазды. Лишь знакомый с мистическими формулами мог уговорить этих непреклонных стражей. При своих переходах из сферы одной планеты в сферу другой душа оставляет у каждых ворот по одному из своих качеств и, наконец, освобожденная от всего земного, достигает
восьмого неба, где и остается навеки участницей бесконечного блаженства. – Совершенно правильно указывали на то, что эта этажная постройка того света представляет собою лишь метафизическое изображение вавилонской башни. Это известная башня семи планет, строение, состоящее из семи поставленных друг на друга башен, сверху которых находятся восьмая башня, представляющая истинный храм божества. Каждый этаж, как показали исследования на месте, был окрашен в свою особую краску. Таким образом, в этом замечательном культе, как было метко сказано, соединены вместе умозрительная спекуляция и натурализм. – Но Мифра все-таки не высший бог этой восточной религии. Вершину образует бесконечное время, совершенно так же, как и в том греческом учении, с которым мы познакомились выше. Это Эон, которого изображали в виде человекообразного чудовища с львиной головой; вокруг тела его обвивалась змея, в руках он держал по ключу от неба. Кроме того, у него были еще крылья, которые должны были олицетворять быстроту его бега; змея должна была изображать извилистый путь эклиптики. «Он творит и разрушает все, он господин и вождь четырех элементов, из которых состоит вселенная, в нем, по его воле, соединяется мощь всех богов, которые созданы им одним». Таким образом, это изображение богов представляется для нас чисто восточным явлением, черты которого полезно заметить, наряду со всеми другими, указанными выше.
Но впрочем уже и теперь кое-что можно узнать в этом направлении. Культ Мифры, занесенный солдатами с Востока на Запад и распространенный сирийскими купцами и восточными рабами, получил в римском государстве такое распространение, какого не достигал до него ни один культ. Завладев сначала низшими слоями населения, к концу II столетия по Р. Хр. он становится религией двора и еще столетие спустя приобретает уже особое покровительство цезарей; в конце концов, этот звездный пантеизм, как говорит Кюмин, становится последним прибежищем консерваторов в борьбе против христианства. В самом деле, об религии с ожесточением нападали друг на друга. С древними греческими богами, как мы уже видели, христианство церемонилось очень мало, культ же Мифры, наряду с неоплатонизмом, представлял для него существенную опасность. Обе религии, и Иисуса Христа, и Мифры, происходили с Востока, обе, по-видимому, распространялись с одинаковой быстротой, обе требовали от верующих чистоты души, обе давали множество обещаний. К тому же некоторую таинственную связь между ними не устранила даже фанатическая полемика христиан. Здесь, как и там, пастухи поклонялись новорожденному младенцу; здесь, как и там, праздновалось воскресенье и 25-е декабря – день рождения солнца; здесь, как и там, существовал, наряду с обрядом крещения, обряд причащения; здесь, как и там, между высшим богом и людьми, стоял божественный посредник. Это сходство бросалось в глаза язычникам, и они выводили из него свои резкия заключения, которые были далеко не в пользу христиан; последние, конечно, также не отрицали этих точек соприкосновения, но видели в них лишь бесовское навождение со стороны служителей Мифры. Мы пока должны воздержаться от какого либо вывода относительно этого сходства; цель нашего изложения лежит в несколько ином направлении.
