Из истории первых веков христианства - [21]

Император Марк Аврелий вовсе не был другом христиан. Ему, как и многим другим, не нравилась манера их идти на мученичество, он видел в этом лишь хвастливое пренебрежение к смерти, которая представлялась ему для этого слишком серьезной вещью. До нас дошел его приказ, в котором он устанавливает наказания за суеверные культы. Следует ли приписать влиянию этого рескрипта жестокия гонения на христиан в Лионе, мы не знаем; достаточно того, что они произошли в его время. Об этом свидетельствует одно послание вьеннских и лионских общин к малоазиатским, написанное в том напыщенном, высокопарном и запутанном стиле, которым писал тогда весь мир. Стилю соответствует в некоторых отношениях и содержание. Конечно, как и во многих других известиях о мучениях, и здесь творятся чудеса: один мученик, почти лишившийся после страшной пытки человеческого облика, внезапно при новом строгом допросе выздоравливает, так что пытка послужила ему для исцеления. Нет недостатка, конечно, и в описаниях пыток, которые со времени первой книги Маккавеев, несомненно оказавшей влияние на автора послания, играют такую большую роль в этой литературе. Но тем не менее в изображении должно быть много правды, не смотря на реторику и приподнятость рассказа. Так, в нем отсутствует одна характерная черта, отличающая все легенды о мучениках, – это длинные речи и чересчур отделанные замечания обвиняемых. Все жалобы его звучат вполне естественно или по крайней мере соответствуют ужасу положения. Нежная рабыня Бландина, в то время как тело её представляет сплошную рану, говорит лишь: «Я христианка, мы ничего не делаем дурного»; христианин Пофин на вопрос, кто христианский Бог, отвечает: «Когда ты заслужишь этого, ты узнаешь»; другой восклицает, сиди среди пламени на железной скамье: «То, что вы делаете, называется пожирать людей. А мы людей не едим и вообще не делаем зла». Эти слова были направлены против вновь поднятых со стороны противников обвинений в том, что христиане на своих собраниях, якобы, едят человеческое мясо; это обвинение доводило языческий народ до неистовства. В конце концов дошли даже до того, что пепел мучеников стали бросать в Рону, думая таким путем лишить. их всякой надежды на воскресение. Конечно, некоторые при виде подобных преследований, по человеческой слабости, отрекались от Христа, хотя и это не помогало, так как их все равно заключали в темницы. Тогда их охватывало раскаяние и они вновь присоединялись к толпам мучеников. Таким образом, в этом послании мы имеем в общем гораздо более близкия к истине описания, чем в большинстве житий мучеников; это изображение в лучшей своей части действительно заимствовано из жизни.

Я не имею возможности, – да это и не входит в мои цели, – подробно разбирать упомянутые здесь «Деяния мучеников», чтобы на основании их составить себе взгляд на действия государства. Поэтому, скажу только следующее: большинство, собственно, даже почти, все эти деяния приспособлены для чтения, для назидания верующих, это – произведения литературы, подобно всем процессуальным протоколам, заключающимся в античных книгах. В этих повествованиях мы можем найти много поучительного, можем узнать из них, как мыслили люди в эпоху их появления, во мы никогда не узнаем на основании этих источников, о чем говорилось с христианами на суде. В доказательство этого я сейчас приведу пример из одного процесса, ибо как раз этот эпизод подвергался самому ложному толкованию. Речь идет о процессе христианина Аполлония, который, как полагают, был римским сенатором и которому позднейшее христианство приписало значительное философское образование, – мнение, к сожалению, довольно часто разделяемое еще и ныне. Откуда произошло это мнение, мы сейчас увидим. Процесс начинается с обычного вопроса, признает ли себя обвиняемый христианином. За утвердительным ответом следует увещание принести клятву пред гением императора. Аполлоний на это отвечает длинной речью, смысл которой тот, что христианин может клясться только перед таким богом, который не сделан руками человека. После короткого перерыва он продолжает затем совершенно в духе апологетов, при чем напирает на то обстоятельство, что христиане в своих молитвах просят небесного владыку о ниспослании благ царю земному. После этого осужденному дается три дня на размышление. затем, при огромном стечении народа, начинается главная часть процесса, и Аполлоний на новый вопрос наместника отвечает следующим образом: «Мне известно о решении сената…. тем не менее страх Божий не позволяет мне поклоняться идолам, сделанным руками человека. Поэтому, трудно заставить меня поклоняться золоту или серебру, или меди, или железу, или деревянным, или каменным ложно так называемым богам, которые и не видят и не слышат, ибо они произведения ремесленников, золотых дел мастеров, художников, искусственные создания человека, которые не могут двигаться сами собою. За то я служу Богу, который в небе, ему приношу я свои моления… Ибо позорно поклоняться тому, что стоит на одной ступени с человеком или даже ниже демонов. Слишком покорные люди совершают тяжкий грех, поклоняясь тому, что в сущности представляет ничто иное, как бесполезный кусов камня, сухое дерево, грубый металл или мертвые кости. Что значит этот вздорный обман? Ведь так же египтяне поклонялись чаше, которую многие называют просто ножной ванной, и многим другим мерзостям. Афиняне до сих пор еще чтут череп быка, называя его счастьем афинян; поэтому они не в состоянии молиться собственным богам…» Далее следует жестокое нападение на религию египтян, которое составляет непременную принадлежность полемики апологетов, а затем Аполлоний переходит в характеристике богов, также сплошь и рядом встречающейся у апологетов. «Они называют богами тех, которые раньше были людьми, как это доказывается мифами. Ибо про Диониса говорят, что он был разодран на части, про Геракла, что он живым был положен на костер, про Зевса, что он погребен на крыше. Подобные же истории мифы рассказывают и об их потомстве. Вследствие отсутствия в них какой-либо божественности я отвергаю их». Наместник неоднократно прерывает поток крайне тривиальных речей обвиняемого, при чем один раз в разговор вмешался даже один из циников. Одно время судебный процесс едва не принял характера религиозного диспута. Во всяком случае речь Аполлония становится все оживленнее, он характеризует сущность Христа, описывает его страдания и доходит, наконец, совершенно как апологеты, до указания на Сократа, как предшественника Христа: «Он (т. е. Христос), подобно праведникам и философам до него, подвергался яростным гонениям со стороны невежд. Ибо неправедные ненавидят праведных… Платон говорит следующее: праведный же будет подвергнут истязаниям, пыткам, будет закован, ослеплен на оба глаза и, после того, как он претерпеть все муки, его посадят на кол. Подобно тому, как над Сократом афинскими клеветниками был произнесен несправедливый приговор, после того, как они склонили к этому народ, так и нашему учителю и спасителю некоторые из злодеев вынесли обвинительный приговор, после того, как они связали его»… Затем мученик заканчивает, также в чисто апологетическом духе, заявлением, что даже в том случае, если христианская вера неправедна, как это утверждают противники, что и тогда христиане охотно останутся при своем заблуждении, ибо оно вывело их на путь добродетели. После некоторого совещания наместник, который сам охотно отпустил бы его на свободу, но должен подчиняться императору, приказывает перебить ноги осужденному, и мученик умирает с громкой молитвой к своему спасителю на устах.