Из истории первых веков христианства - [22]

Даже сравнительно свободное теологическое исследование видит в этих актах Аполлония точный отчет одного из процессов мучеников и с полным душевным удовлетворением взирает на смелого философа, так восторженно защищавщего свою веру. Но такой взгляд совершенно не соответствует действительности. В словах Аполлония не видно ни малейшей искры философского ума; все, что он говорит, как мы это не раз уже замечали, представляет собою лишь самую тривиальную апологетическую премудрость; без всякого следа самостоятельности приводит он все мотивы этой литературы до упоминания о Сократе включительно, даже самую вставку слов циника, если мы вспомним насмешки афинских философов над апостолом Павлом, мы должны будем отнести сюда же. Неужели же мы действительно можем поверить, чтобы разумный языческий судья позволил обвиняемому развивать до конца эти избитые фразы, встречавшиеся во множестве философских трактатов, и даже сам временами вступал бы в спор? Ведь, не для этого же он был назначен императором. Нет, вся эта литература крайне сомнительна, и процесс Аполлония не составляет исключения. Он стоить в самом начале всех этих деяний мучеников, заключающих в себе, наряду с подробнейшими описаниями пыток, бесконечные речи мучеников о ничтожестве богов, о значении Сократа и вообще о греческих философах. Так как невозможно, чтобы христиане всегда повторяли одни и те же теологические диспуты, и так как последние почти целиком совпадают с замечаниями апологетов, то все эти описания процессов, включая и процесс Аполлония, ценны для нас лишь в чисто литературном отношении, картины же самого хода процесса, точного протокола его мы до сих пор еще не имеем.

Вернемся, однако, после этого (необходимого, впрочем) отступления к нашей основной теме. При преемнике Марка Аврелия, Коммоде, для христиан в общем наступили лучшие времена. Любовница императора, Марция, была христианкой, и её влияние на слабого императора имело, конечно, значение для её единоверцев. Но затем обстоятельства снова переменились. Жестокий император Септимий Север в 201 году запретил переход в иудейство, а затем также и в христианство. Новые строгости создали и новых мучеников; дела последних также дошли до нас. Многие христиане бежали от преследований, некоторые отрекались от своей веры и приводили оправдания. До настоящих гонений на всем пространстве империи дело не дошло и в этот раз, а в скором времени, при преемниках африканского императора, для Христовой церкви наступили более спокойные времена; особенно, по-видимому, склонялся в пользу новой религии, с заповедями которой он был знаком, благородный, хотя и слабовольный, император Александр Север.

Постепенно, однако, настала крайне тяжелая эпоха. Чем энергичнее и жесточе делаются представители империи на троне Цезарей, чем с большей страстностью греческая философия обрушивается на христианство, тем хуже становится внешнее положение христиан. Император Максимини, храбрый, но грубый фракиец, прекрасно знал, что делал, когда приказывал преследовать настоятелей общин, т. е. церковный клир. Хотя и это преследование ограничилось узкими пределами, но тем не менее сознание серьезной опасности заставило отца церкви Оригена обратиться к пастве с посланием, в котором он называет императора новым Навуходоносором и настоятельно призывает верующих идти на мученичество. И в самом деле, христиане нуждались в поддержке, ибо отпадение, – конечно, только на время гонений, – сделалось излюбленным средством спасения, и появились даже сектантские богословы, которые допускали отречение от веры в случае крайней необходимости. Против этого со всею силою ополчились великие отцы церкви, и впереди всех – Тертуллиан и Ориген. Через последнего мы узнаем, между прочим, к каким, прямо-таки иезуитским, приемам прибегали робкие христиане, впрочем побуждаемые к тому самими язычниками (ср. главу V), чтобы оправдаться в своих собственных глазах. По их мнению, можно громко взывать в богам, какому-нибудь Зевсу, Гелиосу или Аполлону, лишь бы при этом думать только о высшем Боге; ибо слова, ведь, составлены вполне произвольно и не имеют никакого естественного отношения к вещам. Ориген такое объяснение вполне справедливо называет софизмом.

Кратковременное правление араба Филиппа было лишь затишьем перед бурей. В христианском лагере многие считали его своим единоверцем. Хотя вряд-ли он был таковым в действительности, как мягко он ни относился к христианам. При нем исполнилось тысячелетие города Рима. По случаю этого юбилея происходили торжественные празднества в честь богов, сделавших благочестивую римскую нацию первой в мире. Конечно, эти празднества заставляли первого человека в государстве не выходить из рамок национальной религии. После него наступили первые систематические, всеобщие гонения; они связаны с страшным именем Деция. Деций был соперником Филиппа; он царствовал всего два года, но за эти два года он дошел до такого фанатизма против христиан, какого раньше никогда ее бывало. Наместникам был отдан приказ принуждать христиан к национальному культу. Последним был назначен срок, к которому они должны заявить о своем переходе к старой религии. В случае бегства, имущество христиан конфисковывалось; оставшиеся же привлекались к суду, который приговаривал их к изгнанию и лишению имущества или же нередко и в смертной казни.