Из истории первых веков христианства - [19]

Первоначально римская община требовала от своих граждан римской веры. Бог и государство в древности большей частью совпадают; нельзя пренебрегать богами отцов. Все должны были приносить жертвы этим богам; в случае же неисполнения этого, виновный подвергался наказанию именно за самый факт неисполнения, а не за основную причину его, так-что христианин привлекался в суду не за то, что он был христианин, а за то, что он не оказал почестей богам. Впрочем, так как христиане, как таковые, отрицали этот культ, так как слово «христианин» сделалось синонимом слова «враг жертвоприношений», то с течением времени и самое имя христианина сделалось достаточным для возбуждения обвинения. Однако, Рим уже в последние годы республики сделался сборным местом всевозможных народов и религий. Чтобы дать возможность этому чуждому элменту выполнять предписания собственной религии, в число оффициальных богов были приняты новые божества, и новые граждане могли, таким образом, выполнять свои гражданские обязанности, не нарушая в то же время родного культа. Однако, гражданам не было разрешено почитать недопущенные божества, римлянин не мог поклоняться, например, национальному богу кельтов. Впрочем, с течением времени было введено вполне свободное исповедание иностранных культов, если только они не противоречили нравам. Исключение составляли лишь монотеисты – идеи и христиане. Они, по античному языческому воззрению, были безбожники, и римлянин, принявший их веру, подлежал наказанию. Если бы он, наряду с другими богами, почитал и Христа, – что впрочем уже исключалось самой природой вещей, – то к нему труднее было бы придраться, но исключительность самой религия уже влекла за собою наказание за безбожие. Поэтому-то в первую голову наказаниям и подверглись сами римляне.

С иудеями дело обстояло существенно иначе, чем с христианами. Хотя государство, согласно своим установлениям, принципиально не могло терпеть ни тех, ни других, тем не менее для иудеев оно делало исключение. Иудейство по существу покоилось на национальной основе и было ограничено в своем распространении, так что нельзя было опасаться его успеха в массах. Иудей, таким образом, не был вынужден поклоняться римскому обычаю, приносить жертвы гению императора; впоследствии даже из уважения к его религии из иерусалимского храма была снова удалена статуя императора. Христианин же, после падения Иерусалима, совершенно отрешившийся от евреев, не встречал такого покровительства; как «безбожник» он до известной степени висел в воздухе, и от него требовалось выполнение всех обязанностей государственно-гражданского культа.

Власть, которая в большинстве случаев пользовалась, так называемым, коэрцитивным правом, т. е. правом высших чиновников водворять порядок и предупреждать нарушение общественного спокойствия, не находила подходящей законодательной нормы и установленного наказания. Она вовсе не думала выслеживать подозрительных людей и привлекать их в суду, она сама выжидала обвинения, по крайней мере, так было до больших преследований христиан при императоре Деции. Кто заявлял, что он не христианин или уже более не христианин, тот не подвергался наказанию. Однако, чем больше чуждого элемента проникало в Рим, чем слабее делалось национальное чувство, тем менее разрушительно могло действовать само по себе христианство; оно в религиозной области выражало лишь то, что уже осуществилось в области политической. Тем не менее остатки старого национального чувства и фанатизм масс не позволяли отрываться от государственной религии. Впервые лишь такие жестокие люди, как, достойный в других отношениях, Деций, обратились на путь энергичных и последовательных гонений; не фанатики среди христиан, как, например, Ориген, открыто признают, что христиан, которые действительно умерли за веру, можно легко пересчитать. Но все-таки положение христиан было весьма плачевно и крайне принижено; предоставленные произволу наместников, которые, хотя и предпочитали спокойствие громким процессам, но вынуждены были уступать крикам черни, предоставленные произволу наказаний, – они были и оставались бесправными. Посмотрим же, каково было отношение к ним до первых общих эдкитов о веротерпимости.

Мы не имеем надобности распространяться здесь о первых преследованиях со стороны иудеев, так как об этом достаточно подробно рассказано в библии. Тем не менее эта ненависть иудейства в молодому учению имела существенное значение. Иудеи знали правила христианства или, по крайней мере, казались знатоками их; они всячески интриговали и раздували ненависть против христианских общин, они придумывали самые безумные обвинения, будто христиане при своих обрядах пользуются детоубийством и кровосмешением, их рука видна также и в гонениях Нерона. Эти гонения давно уже страшно преувеличены. Нерон, изверг, матереубийца на троне цезарей, мог, конечно, направить всю ярость своей зверской натуры против христиан, имя его, казалось, неразрывно связано с проклятием первого жестокого врага учеников Христа. Нерон, однако, никогда и не думал преследовать. христиан, как таковых. Он хотел лишь снять с себя все распространявшееся обвинение в поджоге Рима и старался перенести его на христиан. Некоторые из христиан были привлечены к суду, они оговорили других, и расследование, по довольно неясному свидетельству Тацита, привело к уликам не столько в поджогах, сколько в ненависти к людям. В самом деле тихое, далекое от какого-либо участия в общественной жизни поведение христиан, ожидание ими гибели мира были всегда глубоко противны язычникам. Первое казалось им отвратительным ханжеством, второе сумасшествием или отсутствием любви к отечеству; и хотя глубокомысленному Тациту и была ясна невиновность их в пожаре Рима, но кажущаяся ненависть в человеческому роду могла послужить какому-нибудь Нерону благоприятным поводом для обвинения. И когда затем он выступил против них, когда он бросал их, завернутых в шкуры диких зверей, на растерзание псам, когда он делал из них свои живые факелы, то народ попутно мог видеть в них зачинщиков разрушения. Но тем не менее это не было гонение против христиан в собственном смысле слова, гонение за веру.