Из истории отечественного оружия. Русская винтовка - [11]
Стрелковое вооружение зависело от уровня развития техники. От конструкторской мысли до ее осуществления пролегал огромный и сложный путь, на котором как неодолимое препятствие стояла техника и технология производства. Идеи нередко опережали технические возможности своего времени. Это наиболее ярко проявлялось на примере казнозарядной системы Паули с ее унитарными патронами.
До Крымской войны развитие оружейной мысли в России было связано с именами Глинки-Маврина, Рамзая, Житинского, Куликовского, Гартунга, Поппе, Эрнрота и др.
Послевоенные годы характеризуются развитием теории стрелкового оружия. Конечно, теоретические вопросы разрабатывались русскими оружейниками и ранее, но это были первые поиски и не больше. Надо было решать сразу несколько проблем: найти наиболее совершенную и простую систему стрелкового оружия, а также возможность скорейшего налаживания массового производства в России и сообразовать все это с финансовыми источниками.
Теория стрелкового оружия в значительной мере обязана трудам и деятельности выдавшегося русского теоретика-оружейника В. Л. Чебышева. Он совместно с другим известным оружейником В. Н. Бестужевым-Рюминым с 1861 г. издавал «Оружейный сборник», являвшийся важнейшим научным периодическим изданием русских оружейников. Перу В. Л. Чебышева принадлежит более сотни печатных работ, имевших очень большое значение в области теории оружия. Работы его стали печататься, начиная с середины 50-х годов.
В. Л. Чебышев не был одинок. В конце 50-х — начале 60-х годов появляются теоретические труды других крупных русских оружейников — В. Шкларевича, А. Вельяминова-3ернова, Н. Эгерштрома, В. Экстена, А. Горлова, Н. Бильдерлинга, В. Буняковского, К. Вольдта, Н. Потоцкого, Островерхова, Ларионова. Вильгельм фон Пленниес, крупнейший немецкий теоретик-оружейник, которого очень высоко ценил В. Л. Чебышев, посетивший Петербург в 1857 г., отмечал колоссальное богатство петербургских собраний ручного огнестрельного оружия и прежде всего коллекции Комитета об улучшении штуцеров и ружей. Он подчеркивал, что «едва ли существует в Европе другой подобного рода центральный военный склад». И именно в Петербурге Пленниес «имел возможность весьма существенно пополнить свои технические познания», а «опыты, произведенные в России в области испытания ручного оружия, являются лучшим основанием для заключения о практических достоинствах испытанных образцов»[115].
Крымская война со всей очевидностью показала огромное значение превосходства над противником в области стрелкового оружия, но «штык-молодец» медленно уступал свое место «пуле-дуре». Ружье рассматривали как некое «стреляющее приспособление к штыку». Длина ствола, толщина его стенок сообразовывались часто ни с баллистическими качествами ружья, а с требованиями штыкового боя, обороной от сабли неприятельского кавалериста и т. п. Дискуссия сторонников ружья как огнестрельного оружия с апологетами штыка шла довольно оживленно. Но постепенно оружейная мысль в России освободилась от пут, которыми она была скована по вине реакционных кругов, стоявших у власти — у кормила правления и во главе армии.
Рис. 4. Винтовка образца 1856–1860 гг.
Перевооружение русской армии стрелковым оружием становилось первоочередной зада')ей. Решающим шагом в этом направлении явились «первое уменьшение калибра» и принятие на вооружение капсюльных винтовок образца 1856–1860 гг. Впервые вопрос о «большом» и «малом» калибре в печати в России поставил «Военный журнал» еще в 1830 г.[116]. В те годы «большим» калибром считался калибр свыше 7,25 линий, а «малым» — 6,6 линии и меньше[117].
При переходе к нарезным ружьям круглую пулю заменила цилиндро-коническая. Она была тяжелей круглой в 1,5–2 раза. Для уменьшения резко возросшей отдачи пришлось пойти по пути уменьшения заряда, а это привело к очень крутой траектории полета пули. Более тяжелая цилиндро-коническая пуля сократила число носимых солдатом бумажных патронов с 60 до 40. Все это вызывало необходимость перехода к меньшему калибру[118].
Вопрос об уменьшении калибра стрелкового оружия в России практически был поставлен еще в 1853 г. инспектором стрелковых батальонов генерал-лейтенантом Э. Л. Рамзаем. В качестве эталона ружья «малого» калибра фигурировал четырехлинейный, так называемый «новый штуцер союзных кантонов», созданный в Швейцарии в 1850 г. Однако шестилинейный штуцер показал лучшую меткость, чем штуцер калибра 4,1 линии. Кроме того, шестилинейные сверла изготовлять проще, они прочнее четырехлинейных, калибр которых требует большой точности при изготовлении и минимальных допусков (его ствол больше и быстрее загрязняется и свинцуется, чистить его труднее, а длинный патрон его непрочен, насыпать порох в ствол малого калибра трудно). Все это привело к тому, что решили остановиться на шестилинейном калибре[119]. Нельзя было не учитывать, что «оружейные заводы менее совершенны в выделке оружия» четырехлинейного калибра[120]. Что же касается оружия калибром менее 4,5 линии, то «о принятии для военного оружия» его «не может быть и речи»[121]. Пройдет всего несколько лет и «Оружейный сборник» подчеркнет все преимущество калибра между 4 и 5 линиями, принятого на вооружение в Швейцарии, Нидерландах, Норвегии и Швеции
