Из года в год... (Статьи и речи) - [4]

Я знаю эту будничную жизнь, полную серой заботы. И говорю о счастье, которое наступает, о новой жизни, что строится и создается. Слушают внимательно. Жизнь обманывала их с раннего детства, не приносила им ни одного радостного дня. И они разучились верить ей. Потребуется много времени, чтобы поднялись их поникшие головы, чтобы губы стали улыбаться, чтобы распрямились спины.

Я с трудом пробиваюсь через переполненный зал. Меня хватают сморщенные руки: «Пани!.. Дайте ваш адрес. Я хотела прийти к вам по одному моему делу…»

Это ничего. Пришло время, когда прояснятся человеческие лица, зазвучит веселая песня, когда люди научатся говорить слово «товарищ».

Другое предместье. Зал кинотеатра гудит как улей. Галерка до отказа заполнена молодежью. Собрание еще не началось, но люди не могут сидеть спокойно.

— Да здравствует Красная Армия!

— Да здравствует! — отвечает зал юному голосу с галерки.

Я стою на трибуне. Передо мной море лиц. Блестящие глаза, живые, неугомонные. Ждут, что я скажу. Тут легко говорить. Это те, которые шли в рядах демонстрации, встречаемой пулями полицейских. Это те, которые пели «Интернационал» на улицах Львова. Это те, которые стойко проводили забастовки. Это те, которые непрерывно бунтовали, боролись без устали и сегодня, наконец, дождались своего дня. Рабочие предместья. Их нет надобности агитировать. Они давно убеждены. Советский Союз — это их страна, их государство; красное знамя — их знамя. Они не дали сломить себя. Не покорились власти попа и фабриканта. Для них выборы — это праздник. Пусть еще тяжело, трудно. Они это понимают и готовы преодолевать трудности, строить социализм. Ибо они — у себя, в своей стране, в своем государстве.

Какая радость — получить возможность громко говорить о том, о чем прежде приходилось говорить шепотом!

— Кто хочет взять слово?

Один, два, десять! Женщина, которую выбросили с работы за участие в забастовке. Полиция вытащила ее из фабричного цеха, а сегодня ей предоставили возможность работать. Молодой парень, который получил, наконец, право голоса. Старый рабочий, который сидел в тюрьме. Каждый хочет сказать что-то, выразить свою радость, свое желание трудиться.

Собрание закончилось. Все встают. «Интернационал» поют все присутствующие. По-украински, затем по-польски.

Уходить никому не хочется. Кто-то на галерке запевает песню «Если завтра война». Зал подхватывает. Поет молодежь, поют взрослые женщины и мужчины, поют удалую, дерзкую песню. Уже поздно. Но никто не хочет возвращаться домой. Я выхожу на темную улицу. Гремит песней большой зал окраинного кинотеатра. И долго еще слышна песня, она летит над улицей — радостная, крепкая, победоносная.

Да, эти люди хорошо понимают, о чем идет речь. Они сумеют справиться с врагом, они сумеют показать крепко стиснутый кулак каждому, кто вздумает помешать их творческой работе. Они готовы всюду отстаивать свою власть — советскую власть. Они отдадут все свои силы и весь свой энтузиазм своему государству — Союзу Советских Социалистических Республик.

Собрания на фабриках, где прежде работали два-три дня в неделю, где число рабочих не превышало прежде двухсот — трехсот человек. Теперь эти фабрики работают в три смены, на них работает тысяча и больше тысячи людей. Здесь есть врачебная помощь, которую они раньше не получали. Здесь заботятся об их детях. Здесь директор перестал быть недоступным как бог.

Фабрики покрупнее и поменьше… Одна за другой. Свои люди. И всюду знакомые.

— Вы меня, товарищ, не знаете… Но вы у нас выступали на собрании в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, когда была забастовка строительных рабочих…

— Моя мать была у вас, товарищ, когда я сидел в концлагере, в Березе.

— Я писала к вам записочку из тюрьмы в Фордоне…

Всюду, на каждой фабрике мои друзья, мои близкие знакомые — бывшие политзаключенные, бывшие обитатели концлагеря в Березе. Вот этот невысокий мужчина просидел двенадцать лет в тюрьме — теперь он работает на заводе. Эта девушка в белом платке просидела семь лет. А теперь все мы вместе свободные люди, и алые знамена пылают в зале, горят сердца, и туман слез застилает глаза…

Шуршит бумажка, на которой записан план собраний. День за днем, час за часом. Из одного района в другой, один зал за другим. Массы людей. Со всеми хочется поделиться своей глубочайшей верой, своей заботой и своей радостью. Подбодрить тех, кто колеблется. Убедить тех, у кого скептическая улыбка на губах. И самой почерпнуть силу в песне, которая звучит под куполом зала, в блеске сияющих глаз, в крепких и простых словах свободного человека.

В плане сегодняшнего дня только одно собрание. Вечером. Но уже ранним утром подъезжает автомашина.

— Товарищ, надо съездить в казармы. Бойцы Красной Армии приглашают.

Ничего не поделаешь: бойцы Красной Армии — это особое дело. Об этом прекрасно знают товарищи в форме, которые приходят ко мне по поводу собрания. Я устала, конечно я отчаянно устала, но…

— Нам-то ведь не откажете?

Не откажу, они прекрасно знают об этом.

И вот я еду. Меня уже ждут. Но что могу я сказать им, выросшим уже после революции, не знающим мрака жизни, в каком жили мы вплоть до сентября?