Из глубины души - [27]

Да, Аманде хотелось сорваться и заорать на него, как она обычно делала, если брат или отец не соглашались с ее капризами. Если бы это был просто вопрос несогласия, то она бы высказала ему все, что думает, прямо сейчас. Но то, что она услышала, остановило ее. Гормон, который сводил ее с ума — не его вина, как и не ее. Но сможет ли она справиться?

— У тебя получится.

Его тихое рычание кольнуло ее сердце, и Аманда даже не знала, почему.

Глава 15

Разве она сумеет заснуть? Ум Аманды не мог успокоиться, но, что еще хуже, не могло успокоиться ее тело. Она смотрела на тускло освещенный потолок, отслеживая взглядом пылинки света, сумевшие проскользнуть сквозь тяжелые темные шторы, и пытаясь найти способ принять новую реальность, которая вдруг настигла ее.

Кайова был в ярости. Она видела это. Отец и брат превращали свою ярость в лед, но Кайова скрывал ее в себе, просто пряча свои эмоции под маской безразличия. Он похоронил свои чувства под железным панцирем, пережив трагедию, которую она никому бы не пожелала пережить. Аманда вспомнила выражение его лица, когда он вытащил из ее хлюпающей киски свой разбухший член, и она с ужасом уставилась на него. Животное — так она назвала его.

Выражение его лица сразу же стало непроницаемым, безэмоциональным, и он спокойно покинул джип. Да, таков был его гнев.

Кайова боролся со своим желанием — так же как боролся за свободу. Но теперь оно вырвалось наружу, и она оказалась связана с ним — с человеком, от которого ей уже никогда не уйти. Если то, что она подслушала, было правдой, то природа сделала за нее выбор.

Аманда повернулась на бок, свернувшись в калачик, пытаясь справиться с пронзающей ее тело горячей волной. Но становилось только хуже. Все было просто ужасно. Она закрыла глаза и попыталась считать овец, закусила губу, пока не почувствовала привкус крови. Аманда накрыла голову одеялом, но боль все росла и росла. Ее грудь была такой тяжелой и распухшей, что, казалось, соски вот-вот лопнут. Прикосновение руки вызвало в ее киске настоящий взрыв, словно предупреждая ее, что битва за самообладание будет невероятно тяжелой.

Захотела бы она его без гормона? Наверняка, подумала она, вспомнив о его прикосновениях. Он касался ее так, как Аманда всегда хотела. Зубами мучая ее соски. Шлепая ее голую, отекшую от желания и блестящую от соков киску. Она вздрогнула от воспоминаний, наслаждение опалило истерзанные борьбой нервы. И его член. Она сжала ее бедра при мысли о нем. Это было почти болезненное удовольствие — Аманда потекла сильнее, вспоминая, как он насаживал ее на свой толстый член. Она застонала, признаваясь себе, что бороться долго все-таки не сможет. Боль была как агония, внутри все сжималось, спазмы накрывали ее один за одним.

Вихрь. Это было именно то, что она чувствовала. Ее тело, протестуя против отсутствия Кайовы, требовало его прикосновений, требовало его тепло и силу, которая была его неотъемлемой частью. Аманда не могла поверить, что может быть так плохо. Это возбуждение могло стать агонией, разрывая нервные окончания и сжигая ее плоть. Ей нужно уйти от него. Может, если просто уйти от Кайовы подальше, все прекратится. Вихрю желания нужен источник для подпитки. Не так ли?

Он хотел вернуться к нормальной жизни, она хотела вернуться к нормальной жизни.

Может, ей просто стоит от него сбежать.

Какой-то отдаленной частью своего разума она понимала, что ошибается. Что боль и необходимость его прикосновения стали уже так сильны, что изменили ее реальность, лишили ее способности здраво мыслить. Она слезла с кровати, отбросив одеяло в сторону, и направилась в гостиную. Тишина заполняла домик, и Аманда вспомнила, что вроде бы слышала шум закрывающейся входной двери уже после того, как Кайова пошел в душ.

Он оставил ее в покое? Лихорадка не влияет на него так сильно?

Сволочь, наверняка ему легче, чем ей.

— Аманда? — Кайова выглянул из двери другой комнаты, на которую она даже поначалу не обратила внимания.

Он был в джинсах, несколько металлических пуговиц расстегнуты. Его член был толстым и твердым под тканью.

— Кайова, — она сжала кулаки, когда его запах ударил в нее, заставляя рот наполниться слюной от желания ощутить еще и вкус.

— Ты должна спать, — его голос был мягок и полон сожаления.

Кайова стоял у двери и смотрел на нее — просто смотрел, не двигаясь. Его темные глаза блестели в темноте, наполненные желанием и страстью.

— Тебе тоже больно? — прошептала она.

— Да, детка. Тоже, — грубый низкий рык желания сорвался с его губ, и дыхание ее прервалось.

— Это просто невыносимо, — она содрогнулась от боли.

— Тебе известна альтернатива, Мэнди.

Его тон посуровел. Он не собирался позволить ей спрятаться; он не собирался позволить ей забыть.

— Я буду любить моего ребенка, — воскликнула она отчаянно. — Я буду любить.

Она никогда не бросит его в одиночестве, без любви и внимания. Она будет его хвалить, смеяться с ним, любить его.

— А что будет с отцом ребенка, Мэнди? — спросил он ее.

Слезы закапали из ее глаз, голова откинулась назад и низкий, болезненный стон наполнил комнату.

— Я не хочу любить тебя, — прошептала она. — Я даже не знаю тебя. Как я могу любить тебя?