Из дневника улитки - [38]
Сейчас мы с ним болтаем о сирени Штоммы, зажатой между сортиром и кроличьими будками. Я перечисляю названия кашубских деревень — Биссау, Рамкау, Фирэк, Кокошки, а Скептик, после вынужденной паузы по вине пролетающего над нашими головами «Супер 1-11», рассказывает о событии, произошедшем в войну — летом сорокового года: «Представьте себе, Штомма с помощью дочери засаливает бочку огурцов». И делает из этого вывод: «Поэтому всегда найдутся люди, которые возвращаются с новостями из ближайшего городка или с Кубы. Штомма, например, был на днях в Диршау».
Я спрашиваю: «Где же будет стоять бочка?» Бочка огурцов будет стоять — и пахнуть — в подвале Скептика. «Кстати, — говорит он, — последний остававшийся в Данциге практикующий врач-еврей, Курт Якубовский, незадолго до начала войны выехал на Кубу. Хотелось бы знать…» Я обещаю Скептику спросить у Эрвина Лихтенштайна, который все знает.
Потом говорим еще о разных мелочах. Мы играем выражением «время соленых огурцов». (Старушки в круглом скверике между сорока девятью березами тоже подсчитывают, что на сколько подорожало: больше всего — малосольные огурцы.) Вдруг Скептик меняет тему. Его интерес к нашему общему знакомому и его разочарованности Кубой иссяк. Он рассказывает о своем замысле заняться научными исследованиями, дабы время тянулось не так мучительно; он надеется прийти к глубоким выводам о посреднической роли двуполых улиток по отношению к Меланхолии и Утопии. «Наверняка удастся, — говорит он, — найти в субстанции улиток средство против времени».
Зачем мне его отговаривать. Места в подвале хватает. Теперь он цитирует Лихтенберга, Шопенгауэра, своего и моего Жана Поля…
Как только дети просачиваются из садика на террасу, Скептик исчезает, его пугает избыток нашей современности. В его существовании можно было бы убедиться, пожав ему руку, но он дорожит своей многозначностью и уходит как пришел: вежливо и молча.
Теперь меня в четыре горла требуют к ответу: «Ну, как прошло? Где ты был? Когда опять уезжаешь? Куда?»
Прошло совсем неплохо. Я был в предгорье Эйфеля, где довольно сильно влияние «черных». Теперь сделаю перерыв. От беспрерывного говорения немеешь. Кое-что тем временем получилось: двадцать пять инициативных групп избирателей в таком же количестве округов. Эрдман Линде считает (равно как и Маршан с Драуцбургом), что мне надо на какое-то время выключиться и понаблюдать со стороны. Поэтому мы с Анной и Бруно едем в Чехию. Хотим встретиться с друзьями в лесу. Пособираю грибы, напишу новую речь, внесу в дневник всякие примечания и буду думать о Скептике; вы же знаете, дети, от него мне нигде не избавиться.
В подвале Штоммы ржавели велосипеды и запчасти к ним. Колеса и рамы висели рулем кверху на металлическом тросе длиной шесть метров — во всю длину подвала. Под ними в ящиках: гайки, вентили, связки спиц. И повсюду навалом разный металлолом. Тут лежал кучей и прорастал картофель, громоздились угольные брикеты, хранилась свекла для варки сиропа, стояла бочка огурцов. Выходившее во двор окошко с армированным стеклом пропускало мало света. Дверца люка над лестницей открывалась в кухню, расположенную над подвалом. К кухне со стороны улицы примыкали магазин и мастерская Штоммы. Над магазином, мастерской, кухней и жилой комнатой, называемой горницей, чьи окна выходили во двор и на улицу, были две мансарды — спальни Штоммы и его дочери. (После смерти жены дом, двор и сад вокруг дома и двора принадлежали Штомме.) Только под кухней был подвал.
В подвале пахло тавотом, ржавчиной, картофелем, свеклой, влажными из-за северной стены, и набитым морской травой тюфяком для Скептика, который Штомма положил под окошком прямо на утрамбованный глиняный пол. Сверху положил старое стеганое одеяло, от которого разило мочой. С июня ко всем ароматам добавился запах соленых огурцов.
(Свежую траву для кроликов Штомма свалил в подвале лишь летом сорок первого: сенная лихорадка Скептика тотчас ожила.)
Среди валявшейся в подвале рухляди нашелся стул, так что Скептику оставалось попросить только стол. Позднее он сшил себе из мешков половичок. Скептик платил за постой три рейхсмарки в день, пока в ноябре сорок второго, незадолго до Сталинграда, у него не кончились деньги. Вскоре он изучил все трещины и трещинки на штукатурке потолка, каждую выбоину на глиняном полу, все неровности, шершавые пятна и плесневелые наросты на северной стене подвала.
Дом Штоммы стоял у дороги на Зеерезен, там, где кончается северо-восточная окраина Картхауза. (При благоприятном направлении ветра в подвал доносился шум четырех лесопилен и колокольный звон монастырской церкви.) Пользоваться сортиром над выгребной ямой между кроличьими клетками и свинарником и опорожнять парашу Скептик мог только ночью. Ко двору и торцовой стене дома без окон примыкал огород, где росло также несколько яблонь и вишен. На улицу выходил узенький палисадник: кусты крыжовника, подсолнухи, каштан. От огорода за домом до самого леса тянулись картофельные поля. Обнесенный дощатой изгородью участок Штоммы справа и слева граничил с участками соседей, с которыми, как часто бывает на селе, Штомма был в ссоре. Во дворе, за кроличьими клетками и сортиром, под кустами сирени разрослась крапива. Друзей у Штоммы не было, в гости никто никогда не приходил. У него не было ни радио, ни собаки. Он был одинок и вполголоса ругался себе под нос.
Роман «Собачьи годы» – одно из центральных произведений в творчестве крупнейшего немецкого писателя нашего времени, лауреата Нобелевской премии 1999 года Гюнтера Грасса (р.1927).В романе история пса Принца тесно переплетается с судьбой германского народа в годы фашизма. Пес «творит историю»: от имени «немецкого населения немецкого города Данцига» его дарят Гитлеру.«Собачий» мотив звучит в сопровождении трагически гротескных аккордов бессмысленной гибели немцев в последние дни войны. Выясняется, что фюрер завещал своим верноподданным собаку.
«Жестяной барабан» — первый роман знаменитого немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии (1999) Гюнтера Грасса. Именно это произведение, в гротесковом виде отразившее историю Германии XX века, принесло своему автору мировую известность.
Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии по литературе, завоевал мировую славу полвека назад романом «Жестяной барабан», блистательно экранизированным в 1979 году Ф. Шлендорфом (фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале и «Оскара» как лучший иностранный фильм). Бестселлеры Грасса «Кошка и мышь», «Собачьи годы», «Траектория краба», «Из дневника улитки» переведены на десятки языков. «Луковица памяти» — книга автобиографическая. Рассказывая о своей юности, Грасс не умолчал и о нескольких месяцах службы в войсках СС, что вызвало грандиозный скандал вокруг его имени.
В Германии разразился очередной скандал, связанный с публикациями Гюнтера Грасса. На этот раз нобелевский лауреат Гюнтер Грасс опубликовал белый стих «Что необходимо сказать».Израиль объявил «персона нон грата» немецкого писателя Гюнтера Грасса, опубликовавшего антиизраильское стихотворение. Об этом сообщил глава МВД еврейского государства Эли Ишай. «Сочинение Грасса является попыткой разжечь пламя ненависти к Израилю и израильтянам, а также продолжением идей, которые он признавал в прошлом, когда носил форму войск СС, — подчеркнул он. — Если он хочет продолжать публикации своих искаженных и ложных работ, предлагаю ему делать это в Иране, где он найдет понимающую аудиторию».Глава МИД Израиля Авигдор Либерман также раскритиковал произведение Гюнтера Грасса, призвав европейских лидеров осудить высказывания писателя, способные усилить антисемитские настроения.
В 2009 году Германия празднует юбилей объединения. Двадцать лет назад произошло невероятное для многих людей событие: пала Берлинская стена, вещественная граница между Западным и Восточным миром. Событие, которое изменило миллионы судеб и предопределило историю развития не только Германии, но и всей, объединившейся впоследствии Европы.В юбилейной антологии представлены произведения двадцати трех писателей, у каждого из которых свой взгляд на ставший общенациональным праздник объединения и на проблему объединения, ощутимую до сих пор.
В четвертый том Собрания сочинений Г. Грасса вошли повести «Встреча в Тельгте» и «Крик жерлянки», эссе «Головорожденные», рассказы, стихотворения, а также «Речь об утратах (Об упадке политической культуры в объединенной Германии)».
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.