Из дневника улитки - [26]
Стоило нам прибыть, дождя как не бывало: зал битком набит, и это в такую погоду! Когда мокрая одежда увлажняет воздух в закрытом помещении, легче говорить о сухой материи: прогресс и т. п. Никакой жажды. Меньше скепсиса…
— А когда я получу свою лошадку? Ведь ты обещал. И должен держать слово. А то только то да се да эсдэпэгэ. Пару бы лошадок. Есть они там, где ты сейчас побывал?
В Деменхорсте: молодые, словами уничтожающие друг друга коммунисты. (Я оберегаю священный предмет — микрофон.)
В Вильгельмсхафене живет моя кузина. («Когда мы у тети Марты собирали крыжовник… Когда мы на празднике стрелков были на лугу…»)
В Эмдене зал вмещает больше девятисот человек. Как на следующий день сообщала «Остфризише рундшау», собрание удалось. Глубокий беспрограммный сон в отеле Геренса. Утренняя прогулка (после покупки табака) по кирпично-красному, лиричному, продутому ветром Эмдену: зеркально-чистый, свежепроветренный, настраивает на веселый лад, манит остаться. (Но Драуцбург не хочет здесь обручаться.) Рано выезжаем и хотим после обеда петь свои песни уже в Хохенлимбурге, а вечером в Изерлоне (Зауэрланд). — На тучной зелени — луга на дотации — справа и слева лошади, наконец-то лошади!
Как она, припав жадным ухом к приемнику, настроенному на малую громкость — только для себя! — слушает своего Хайнтье, который, как и она, хочет иметь лошадь.
Как она снова бегает вокруг, размахивая руками.
Как испуганно пугает нас.
Она не хочет быть девчонкой среди трех братьев.
(Избыточный мужской напор сдавливает ее голос; я называю ее Гармошкой. Позднее она, женственная натура, обязательно станет по-настоящему женственной.)
У нее лицо как погода в апреле. Смеется и тут же хмурится — переменная облачность.
На лестнице в доме, каждому стулу или столу, всему и всем, кто имеет четыре ноги или умеет считать до четырех, она громко кричит: «Хочу лошадь! Настоящую лошадь. А то всегда и всюду только братья. Живую лошадь. В моей комнате. Только одну. Пускай маленькую. Небольшую, чтобы спала рядом».
Мы не можем заменить ей лошадь.
Она не хочет ничего есть, все ей «фу!».
Всегда в брюках. Верхом на стульях. Завидует Бруно, что у него что-то есть (и показывает), чего у нее нет.
(Ох природа! О двуполые нетребовательные виноградные улитки…)
Я подарил ей зеркало. Но она не хочет себя видеть.
После трех дней предвыборной борьбы в Восточной Фризии я бы с удовольствием показал своей дочери передвижные загоны для лошадей. И в гостинице (между призовыми кубками) фотографии ольденбургских скаковых союзов. Я мало что смыслю в верховых, скаковых и тяжеловозах. Анна хочет купить Лауре волнистого попугая. Как ни учил меня Эрдман Линде, я так и не умею отличать галоп от рыси.
Вот еще что надо дописать: в середине мая полетел (после утреннего собрания в Дуйсбурге) из Дюссельдорфа в Белград, чтобы там открыть книжную выставку. Через три дня полетел в Гамбург, чтобы присутствовать, в окружении либералов (с видом на Эльбу), при создании инициативной группы избирателей. На следующий день поехал (железной дорогой) в Мюнстер, чтобы, вопреки сопротивлению одного уже пожилого члена Союза молодых социалистов, помочь созданию (на окраине, на благоустроенной мельнице) «Социал-демократической инициативной группы избирателей Мюнстера». (Говорить и говорить и на долгие часы затыкать рот Скептику, который изводит себя.) На следующий день поехал в Бремен, чтобы сделать для пятисот собравшихся там народных библиотекарей доклад о состоянии воинских библиотек («Что читают солдаты?»). На следующий день полетел со всеми трофеями в Берлин и рассказал вам, дети, о положении в Белграде…
По дороге мы делаем привалы. (Драуцбург тоже интересуется, как все было там, на юге.) Между конечными пунктами мы, чужие, сидим на чужом лугу. Кругом жужжит, как жужжат луга в начале лета. Фотограф, поехавший с нами от журнала «Квик», фотографирует нас, как мы, чужие, сидим на жужжащем лугу.
— А югославский коммунизм?
Мы читаем в газете: «На этот срок полномочий „Закон о содействии градостроительству“ вряд ли…» Драуцбург говорит: «Сегодня я мог бы обручиться».
Я напоминаю ему о трудностях трехполья. Хотя луг пуст, он набрасывает план большой семьи. Славно, как все помогают друг другу, даже в воскресенье ладят. Приятно на пустом лугу строить многоэтажные воздушные замки.
— Мне очень жаль, — говорит Драуцбург, — но нам пора.
Мы все берем с собой: фотографа из «Квика» вместе с фотографиями, мои замечания о югославском коммунизме, наши недочитанные газеты — что сейчас актуально, Драуцбургову большую семью, нашу чуждость; берем мы и только что сделанное открытие: луга в начале лета жужжат. (Скептик — я уверен — нашел бы и парочку шаровидных улиток.)
10
Когда Скептику дважды прокололи кочан салата и скалками избили мастера чемоданных дел Земмельмана, на земле Вольного города Данцига еще проживало 7479 евреев. Вскоре двадцати четырем врачам-евреям была запрещена врачебная деятельность; многие выехали, в том числе д-р Цитрон, практикующий врач, который каждое лето унимал сенную лихорадку у Скептика. (Больных неарийцев имели право пользовать только врачи Вальтер Розенталь и Курт Якубовский.)
Роман «Собачьи годы» – одно из центральных произведений в творчестве крупнейшего немецкого писателя нашего времени, лауреата Нобелевской премии 1999 года Гюнтера Грасса (р.1927).В романе история пса Принца тесно переплетается с судьбой германского народа в годы фашизма. Пес «творит историю»: от имени «немецкого населения немецкого города Данцига» его дарят Гитлеру.«Собачий» мотив звучит в сопровождении трагически гротескных аккордов бессмысленной гибели немцев в последние дни войны. Выясняется, что фюрер завещал своим верноподданным собаку.
«Жестяной барабан» — первый роман знаменитого немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии (1999) Гюнтера Грасса. Именно это произведение, в гротесковом виде отразившее историю Германии XX века, принесло своему автору мировую известность.
Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии по литературе, завоевал мировую славу полвека назад романом «Жестяной барабан», блистательно экранизированным в 1979 году Ф. Шлендорфом (фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском кинофестивале и «Оскара» как лучший иностранный фильм). Бестселлеры Грасса «Кошка и мышь», «Собачьи годы», «Траектория краба», «Из дневника улитки» переведены на десятки языков. «Луковица памяти» — книга автобиографическая. Рассказывая о своей юности, Грасс не умолчал и о нескольких месяцах службы в войсках СС, что вызвало грандиозный скандал вокруг его имени.
В Германии разразился очередной скандал, связанный с публикациями Гюнтера Грасса. На этот раз нобелевский лауреат Гюнтер Грасс опубликовал белый стих «Что необходимо сказать».Израиль объявил «персона нон грата» немецкого писателя Гюнтера Грасса, опубликовавшего антиизраильское стихотворение. Об этом сообщил глава МВД еврейского государства Эли Ишай. «Сочинение Грасса является попыткой разжечь пламя ненависти к Израилю и израильтянам, а также продолжением идей, которые он признавал в прошлом, когда носил форму войск СС, — подчеркнул он. — Если он хочет продолжать публикации своих искаженных и ложных работ, предлагаю ему делать это в Иране, где он найдет понимающую аудиторию».Глава МИД Израиля Авигдор Либерман также раскритиковал произведение Гюнтера Грасса, призвав европейских лидеров осудить высказывания писателя, способные усилить антисемитские настроения.
В 2009 году Германия празднует юбилей объединения. Двадцать лет назад произошло невероятное для многих людей событие: пала Берлинская стена, вещественная граница между Западным и Восточным миром. Событие, которое изменило миллионы судеб и предопределило историю развития не только Германии, но и всей, объединившейся впоследствии Европы.В юбилейной антологии представлены произведения двадцати трех писателей, у каждого из которых свой взгляд на ставший общенациональным праздник объединения и на проблему объединения, ощутимую до сих пор.
В четвертый том Собрания сочинений Г. Грасса вошли повести «Встреча в Тельгте» и «Крик жерлянки», эссе «Головорожденные», рассказы, стихотворения, а также «Речь об утратах (Об упадке политической культуры в объединенной Германии)».
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.