Из Чикаго - [4]
Аль Капоне навязывает и визуальный стереотип: мафия, дела столетней давности. Всё, надо полагать, невысокое и тайное, городские виды в духе Виктора Гюго и Фр. Вийона. И вот это уже — культурная инерция, которая осложняет вход в контекст. Во время Аль Капоне город уже был таким, какой сейчас, практически в тех же небоскребах. Что в принципе странно: стеной стоят громадные здания, а между ними маленькие мафиози делают свои дела, в том числе перемещая запретный виски.
Вообще же Чикаго длинный и узкий. На карте он примерно как Чили. Сбоку — вода (ну тут озеро, но большое — для города это ничем не отличается от моря и даже океана), вот берег и Чили вдоль берега. Только там океан слева, а у Чикаго озеро справа (то есть с запада и востока соответственно). Причем Чикаго такой узкий, что он себя уменьшает. Смотришь карту и вычисляешь: сколько же примерно ехать на CTA от «О’Хары» до Эванстона (где находится университет, это самый север Чикаго)? Ну, наверное, час… Нет, там около двух, а если ехать от крайней южной точки до крайней северной, так и около трех. Не преувеличение.
Уже внутри
Но меня встретил Илья, и мы ехали на машине, так что деталей поездки от аэропорта на метро-электричке я в этот раз не выясню. По шоссе-то что: сначала пустоты, одноэтажные окрестности, какие-то промзоны, развязки, а потом и небоскребы. Дорога из аэропорта втыкается в город сбоку, он узкий, даунтаун не шире двадцати кварталов. У небоскребов сворачиваем налево, на север. Небоскребы длятся недолго, начинаются четырех-пятиэтажные дома, парки, развязки, затем — двух-трехэтажные районы с домами плотно друг к другу. Снова одноэтажные — это уже начинался Эванстон, северный пригород, который по своим соображениям предпочитал считаться отдельной муниципальной единицей. Райское место — как вскоре выяснится.
Я весьма городозависим, мне нравятся города. Больше, чем кино (которое почти не смотрю), чем театр, разумеется, и, несомненно, чем бóльшая часть литературы. Города лучше, плотнее, в них больше смысла, ну и просто я на них резонирую чувственно. Музыка, визуалка — это другое дело: это арт, другая субстанция. Ну и правильная литература, конечно, — правильность которой еще будет чуть-чуть определена, раз уж она стала причиной приезда, то есть — частью Чикаго.
Так вот, в других городах я бы расстроился, что вот же, новый город, а мы его проехали. В таких случаях непременно нужна какая-то его главная, основная точка, исходя из которой затем выстроится ощущение от места. Не формально главная точка, но какой-то сегмент, зона города, где надо оказаться, чтобы что-то там относительно него ощутить. Даже не «что-то», а именно этот город, и немедленно. А тут проезжаем через центр — дома всё выше, потом очень высокие, потом совсем высокие, после даунтана — в обратном порядке, но — никакого ощущения, что город остался позади. Нет, не остался, продолжается, он тут всюду, хотя и в разном виде. Мы в машине разговаривали, конечно. Но такое чувство возникло бы в любом случае и, скорее всего, — если бы возникло — даже и беседу бы изменило. Я бы расстроился, что город остается позади, сказал бы, возможно, что давай назад и немного там покрутимся. Но тогда мне это и в голову не пришло. Потому что город же всюду. Даже в той его части, которая и называет себя по-другому.
Словом, это уже Эванстон. Там все преимущественно одноэтажное с садами (центр тоже есть, в основном двух-трехэтажный, небольшой), апрель — цветы всех романтических расцветок: и снизу, и сверху, и деревья, и газоны. Озеро рядом, горизонта не видно, то есть — на горизонте ничего не видно, ровно море или океан. Гостиница — шестиэтажный краснокирпичный дом, но вход в него совершенно усадебный. Белый, с деревянными колоннами и верандой на входе, отчего этажи складывались и он будто двухэтажный. Холл тоже был историческим. Видимо, потому, что они называли себя чем-то венским, гарантируя постояльцам типичный старый европейский отель. Уровень подражания был неплох, даже картинки в холле выглядели ровно как картинки, какие бывают в венских пансионах. Графика с птичками: утки всякие, вот они уж точно аутентичны и в аутентичных рамках. Мебель тоже. Гнутые ножки с позолотой, овальные столики. То же и в номере: латунные ручки, деревянные рамы — зачем им это и как они этому научились? Впрочем, этого я так и не узнаю, да и какая разница.
Тут же и возвращение к главному вопросу этой книги, уже в конкретном, а не теоретическом отношении к его предмету: Is Chicago? Это Чикаго? Вроде бы какое же Чикаго, но — конечно, Чикаго. Любопытно: если бы дорога сюда была в обход даунтауна, то возникло бы это ощущение в данной одноэтажной — с вкраплением громадных домов пенсионных фондов для пожилых (потому что райское место) — местности? Ну что тут строить версии, как уж вышло. По факту — Чикаго. Или же я все-таки видел по дороге даунтаун, или как-то иначе, но нечто под названием Чикаго уже вошло в мой ум. Да, еще один плюс местности: тут нет пальм. Почему-то я их не люблю. В Майами однажды был небольшой ураган, сначала его все страшились, но он по дороге ослаб и в итоге всего-то повалил пару пальм. А они оказались неплотными, сырыми на изломе (я ощупал стволы). Неприятные, в общем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новой книге известный прозаик и медиакритик Андрей Левкин – автор романов «Мозгва», «Из Чикаго», «Вена, операционная система» – продолжает исследовать жизнь человека в современном городе, будь то Москва, Каунас, Санкт-Петербург или Манчестер. Совмещая писательскую и философскую оптику, автор подмечает трудноуловимые перемены в привычках и настроениях горожан XXI века. Едва заметные события повседневной жизни – поездка в автобусе, неспешный обед в кафе, наблюдение за незнакомыми людьми – в прозе Левкина становятся поводом для ментальных путешествий, раскрывающих многообразие современного мира.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительное дело – большую часть жизни путешествия по России и другим странам были для автора частью его профессиональных обязанностей, ведь несколько десятилетий он проработал журналистом в различных молодежных изданиях, главным образом в журнале «Вокруг света» – причем на должностях от рядового сотрудника до главного редактора. Ну а собирать все самое-самое интересное о мире и его народах и природе он начал с детства, за что его и прозвали еще в школе «фанатом поиска». Эта книга лишь часть того, что удалось собрать автору за время его работы в печати и путешествий по свету.
После Альбигойского крестового похода — серии военных кампаний по искоренению катарской ереси на юге Франции в 1209–1229 годах — католическая церковь учредила священные трибуналы, поручив им тайный розыск еретиков, которым все-таки удалось уберечься от ее карающей десницы. Так во Франции началось становление инквизиции, которая впоследствии распространилась по всему католическому миру. Наталия Московских рассказывает, как была устроена французская инквизиция, в чем были ее особенности, как она взаимодействовала с папским престолом и королевской властью.
«С палаткой по Африке» — это описание последнего путешествия Шомбурка. Совершил он его в 1956 году в возрасте 76 лет с целью создать новый фильм об африканской природе. Уважение к Шомбурку и интерес к его работе среди прогрессивной немецкой общественности настолько велики, что средства на путешествие собирались одновременно в ГДР и ФРГ. «С палаткой по Африке», пожалуй, наиболее интересная книга Шомбурка. В ней обобщены наблюдения, которые автору удалось сделать за время его знакомства с Африкой, продолжающегося уже шесть десятилетий.
Автор прожил два года в Эфиопии. Ему по характеру работы пришлось совершать частые поездки по различным районам этой страны. Он сообщает читателю то, что видел своими глазами. А видел он много: столицу и деревни, истоки Голубого Нила и степи Эфиопского нагорья, морские ворота страны — Эритрею и древний город Гондар. Книга содержит интересный материал о жизни народа и сложных проблемах сегодняшней Эфиопии. [Адаптировано для AlReader].
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Сидеть и смотреть» – не роман, не повесть, не сборник рассказов или эссе. Автор определил жанр книги как «серия наблюдений». Текст возник из эксперимента: что получится, если сидеть в людном месте, внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг, и в режиме реального времени описывать наблюдаемое, тыкая стилусом в экран смартфона? Получился достаточно странный текст, про который можно с уверенностью сказать одно: это необычный и даже, пожалуй, новаторский тип письма. Эксперимент продолжался примерно год и охватил 14 городов России, Европы и Израиля.
Леонск – город на Волге, неподалеку от Астрахани. Он возник в XVIII веке, туда приехали немцы, а потом итальянцы из Венеции, аристократы с большими семействами. Венецианцы привезли с собой особых зверьков, которые стали символом города – и его внутренней свободы. Леончанам удавалось отстаивать свои вольные принципы даже при советской власти. Но в наше время, когда вертикаль власти требует подчинения и проникает повсюду, шансов выстоять у леончан стало куда меньше. Повествование ведется от лица старого немца, который прожил в Леонске последние двадцать лет.
Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.
Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.