Из Чикаго - [2]
Впрочем, даже эта двусмысленная тематика вполне корреспондирует с Чикаго как таковым. Там много что будет неформатным. В Chicago Tribune можно найти множество заголовков: LSD reportedly flooding, LSD crash или даже просто собрание ссылок на сайте Featured Articles about Lsd — Page 5 — Chicago Tribune. Но LSD — лишь аббревиатура для Lake Shore Drive, магистрали, которая идет через весь город вдоль озера, Прибережное шоссе примерно. На LSD, например, Art Institute of Chicago. Музей Филда и Миллениум-парк — об этом будет дальше.
Последнее по поводу Soul Coughing. Конечно же, у меня возникло предположение, что это чикагская группа. Не только по схожему звуку, не потому, что поют про Чикаго. Хитрее — слово «Чикаго» они произносят как местные: не «чикаго», а «шшщикаго». То есть они знают город даже в фонетических нюансах. Нет, они из Нью-Йорка. Да, если бы я слушал их до того, как попал в Чикаго, то окончательно бы решил, что они в сильно измененном сознании или выёживаются, но я-то слушал их после, когда уже знал, что город так и называется: Шшщикаго.
И не то чтобы «Ч(ч!)икаго» произносят только вне США, а уж внутри-то все об этом знают. Нет, как-то по чикагскому WGN (это одна из двух чикагских станций, которые я слушаю, чтобы поддерживать язык; название второй — WBEZ, кажется, основной у них — его произносят «дабльвибиииизи», чтобы в конце вышло be easy) прошло интервью с некой дамой, которая не так давно перебралась в город откуда-то из других мест и в Чикаго прижилась. Что ли истории успешной вписки newcomers. Так вот, она рассказала, что не понимала поначалу, где оказалась: она говорит «Чикаго», но чувствует, что тут что-то не то, как-то к ней странно относятся. «Ой, а потом я сообразила, что тут же все говорят Шшщикаго, а я-то…» То есть они этот звук еще и постоянно культивируют — в данном случае имеется в виду радио.
Тогда легко понять, кто тут местный житель. Вот поет Том Уэйтс песню «Чикаго» с Bad As Me — прекрасная песня («Maybe things will be better in Chicago…»), но не местный он. Чикает. Хотя по фактуре этот клип ровно здешний (архивные съемки города, красивые — клип легко найти на YouTube), тем более имея в виду все эти блюзы, которые отсюда и пошли (маддиуотерс-хаулинвулф, хорошему человеку плохо, как обычно). Нет, один небольшой звук все уточняет: не местный. Ничего такого, просто уточнение. И даже президент Обама, спевший на какой-то чикагской вечеринке в феврале 2012-го «Свит хоум Чикаго» из культового здесь The Blues Brothers, тоже слегка чикает — что ли оторвавшись в Вашингтоне от roots. При том что время от времени (раза три в год) спит в своей кровати у себя дома по адресу S. Greenwood Ave, Chicago, IL 60615.
Ну вот, получается, что эта история все равно задаст вопросы о том, что, кто я, где я, что вокруг, что со мной, кто я вообще и проч. онтологию, неминуемую в такой умственно-чувственной цепочке. Но здесь не будет никаких трюков, которые бы извлекали из города то, что не находится в нем самом. Только прямое (plain) письмо, никаких внедрений онтологии личной. Автор — это автор, Чикаго — ровно Чикаго. Допускаются лишь обобщения на тему, что такое города вообще и чем именно является Chicago. Конечно, в таком случае я уже и не совсем я, но один раз в жизни можно поступить и так. Надо, собственно, себя иногда расшатывать туда-сюда. Да, побочный эффект появления личной онтологии может возникнуть, но здесь ничего не будет делаться для этого намеренно. А если оно само собой к концу появится — ну и ладно. Прожил же я там какое-то время.
Чикаго с воздуха
Безусловно, я-то точно знал, что попаду именно в Чикаго, поскольку летел туда на самолете. Летел в Northwestern University, куда меня вытащил великий поэт Илья Кутик (см., например: Эпос. М., 2011). Читать лекции, три. Расходы с университетом мы делили пополам: их гостинца, мои билеты. Часть моих трат компенсировалась гонорарами. Но раз уж билеты мои, то я выбирал дешевле, а самый дешевый вариант из Москвы выпал через Стокгольм, на SAS.
Собственно, это даже и неважно, что именно на SAS. В толстых самолетах, которые летают через океан, всегда есть экран, встроенный в спинку переднего кресла. Радио, кино и т. п. Маршрутная карта. Но тут были еще две опции: «камера вниз» и «камера вперед». Конечно, может, они есть на всех трансатлантических, но раньше не замечал, а не заметить за девять часов было сложно — там же все потыкаешь. Словом, реальная трансляция того, что внизу, и того, что впереди самолета.
Конечно, смотреть на это имеет смысл два раза: при взлете и при посадке. На взлете было не так интересно: дальние окрестности Стокгольма, быстро закрывшиеся облаками. Перед Чикаго тоже решил взглянуть. Опять ничего интересного, что-то зеленое со светлыми пятнами — видимо, дома. Зелень, субурбы. Возник вывод, что самолет летел не со стороны города; потом-то я понял, что он просто его уже перелетел, шел со стороны озера, неважно. Переключил камеру на вид вперед.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
События романа Андрея Левкина «Голем, русская версия» — ограничены пределами безымянной московской улицы. Однако в этом камерном пространстве, как в безупречном кристалле, отразилась судьба всего российского общества на сломе эпох: усталость, любовь и косность, страх перед непривычным будущим и эфемерная надежда.Роман как разговор с собой, неторопливый и спокойный, мягкое упорядочивание реальности, кирпичик к кирпичику, осторожно, с мольбой: будь такой, а не эдакой, пожалуйста — пожалуйста — пожалуйста.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новой книге известный прозаик и медиакритик Андрей Левкин – автор романов «Мозгва», «Из Чикаго», «Вена, операционная система» – продолжает исследовать жизнь человека в современном городе, будь то Москва, Каунас, Санкт-Петербург или Манчестер. Совмещая писательскую и философскую оптику, автор подмечает трудноуловимые перемены в привычках и настроениях горожан XXI века. Едва заметные события повседневной жизни – поездка в автобусе, неспешный обед в кафе, наблюдение за незнакомыми людьми – в прозе Левкина становятся поводом для ментальных путешествий, раскрывающих многообразие современного мира.
Чудеса, загадки, мистика, феномены и тайны, которые по сей день будоражат человеческое воображение…
Автор книги, молодой литератор, рассказывает в своих очерках о современной Чукотке, о людях, с которыми свели ее трудные дороги корреспондента, об отношении этих людей к своему гражданскому долгу, к повседневной обыденной работе, которая в нелегких условиях Крайнего Севера сопряжена подчас с подлинным мужеством, героизмом, необходимостью подвига. Т. А. Илатовская влюблена в суровый северный край и потому пишет о нем с истинным лиризмом, тепло и проникновенно. И читатель не остается безучастным к судьбам чукотских оленеводов, рыбаков, геологов, полярных летчиков.
Второе издание научно-популярных очерков по истории арабской навигации Теодора Адамовича Шумовского (род. 1913) – старейшего из ныне здравствующих российских арабистов, ученика академика И.Ю. Крачковского. Первое издание появилось в 1964 г. и давно стало библиографической редкостью. В книге живо и увлекательно рассказано о значении мореплавания для арабо-мусульманского Востока с древности до начала Нового времени. Созданный ориенталистами колониальной эпохи образ арабов как «диких сынов пустыни» должен быть отвергнут.
Эта книга — сборник маршрутов по Сицилии. В ней также исследуется Сардиния, Рим, Ватикан, Верона, Болонья, Венеция, Милан, Анкона, Калабрия, Неаполь, Генуя, Бергамо, остров Искья, озеро Гарда, etc. Её герои «заразились» итальянским вирусом и штурмуют Этну с Везувием бегом, ходьбой и на вездеходах, встречают рассвет на Стромболи, спасаются от укусов медуз и извержений, готовят каноли с артишоками и варят кактусовый конфитюр, живут в палатках, апартаментах, а иногда и под открытым небом.
Книга рассказывает об интересных сторонах жизни Южной Кореи, о своеобразном менталитете, культуре и традициях корейцев. Автор, востоковед и журналист, долго работавшая в Сеуле, рассматривает обычно озадачивающие иностранцев разнообразные «корейские парадоксы», опираясь в своем анализе на корееведческие знания, личный опыт и здравый смысл. Книга предназначена для всех, кто интересуется корейской культурой и современной жизнью Кореи.
Леонск – город на Волге, неподалеку от Астрахани. Он возник в XVIII веке, туда приехали немцы, а потом итальянцы из Венеции, аристократы с большими семействами. Венецианцы привезли с собой особых зверьков, которые стали символом города – и его внутренней свободы. Леончанам удавалось отстаивать свои вольные принципы даже при советской власти. Но в наше время, когда вертикаль власти требует подчинения и проникает повсюду, шансов выстоять у леончан стало куда меньше. Повествование ведется от лица старого немца, который прожил в Леонске последние двадцать лет.
Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.
Эта книга – социальный травелог, то есть попытка описать и объяснить то, что русскому путешественнику кажется непривычным, странным. Почему во Владивостоке не ценят советскую историю? Почему в Лондоне (да, в Лондоне, а не в Амстердаме!) на улицах еще недавно легально продавали наркотики? Почему в Мадриде и Петербурге есть круглосуточная movida, толпа и гульба, а в Москве – нет? Отчего бургомистр Дюссельдорфа не может жить в собственной резиденции? Почему в Таиланде трансвеститы – лучшие друзья детей? Чем, кроме разведения павлинов, занимается российский посол на Украине? И так – о 20 странах и 20 городах в описаниях журналиста, которого в России часто называют «скандальным», хотя скандальность Дмитрия Губина, по его словам, сводится к тому, что он «упорядочивает хаос до уровня смыслов, несмотря на то, что смыслы часто изобличают наготу королей».
Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.