Из Астраханской губернии - [6]

— А про Стеньку Разина небось не скажетъ ни слова! шепнулъ я своему спутнику.

— А кто такой Стенька этотъ Разинъ? спросилъ тотъ меня съ большимъ любопытствомъ.

— Спроси у козаковъ.

— Скажите пожалуйста, обратился мой спутникъ къ козакамъ:- кто такой былъ Стенька Разинъ? Тоже должно полагать, великій былъ въ свое время воитель!

— Воитель-то большой былъ воитель, этотъ Стенька, отвѣчалъ одинъ козакъ.

— Такъ что-жъ?

— Да съ Пугачевымъ или Ермакомъ — не одна стать!..

— А что?

— Пугачевъ съ Ермакомъ были великіе воители; а Стенька Разинъ и воитель былъ великій, а еретикъ, — такъ пожалуй, и больше чѣмъ воитель!

— Что ты?!..

— Правда!..

— Какое же его было еретичество?

— А вотъ какое. Бывало его засадятъ въ острогъ. Хорошо. Приводятъ Степку въ острогъ. — «Здорово, братцы! — крикнетъ онъ колодникамъ. — „Здравствуй, батюшка нашъ, Степанъ Тимофевичъ!..“ А его ужь всѣ знали!.. — „Что здѣсь засидѣлись — на волю пора выбираться“… — „Да какъ выберешься?!.. говорятъ колодники: сами собой не выберемся, развѣ твоими мудростями“. — „А моими мудростями, тамъ пожалуй и моими!“… Полежитъ такъ маленько, отдохнетъ, встанетъ. — „Дай, скажетъ, уголь!“ — возьметъ этотъ уголь, напишетъ тѣмъ углемъ на стѣнѣ лодку, насажаетъ въ ту лодку колодниковъ, плеснетъ водой; рѣка разольется отъ острога до самой Волги; Стенька съ колодниками грянутъ пѣсни — да на Волгу!.. Ну, и поминай какъ звали!..

— Такъ и убѣжитъ?

— Со всѣми колодниками!

— А часовой солдатъ отвѣчай?

— Знамо дѣло — отвѣчай!..

— Эко дѣло!..

— Только господа подъ послѣдокъ догадались, продолжалъ козакъ:- будетъ Стенька просить испить — не давай воды, пои квасомъ!.. А Стенькѣ съ квасомъ ничего не подѣлать… такъ и изловили!..

— Вишь ты дѣло-то какое!..

— Еретикъ! одно слово, еретикъ!

— Такой еретикъ: всю Астрахань прельстилъ, всѣ за него стали; одинъ только архирей. Архиреемъ въ Астрахани былъ тогда Іосифъ; сталъ Іосифъ говорить Разину: „Побойся ты Бога! перестань, Стенька, еретичествовать!“ „Молчи! крикнетъ Стенька Разинъ: — молчи, батька! Не твое дѣло!“ Архирей опять Стенькѣ: „Грѣхъ большой еретичествомъ жить!“ А Стенька знай свое твердитъ; „Молчи, батька! не суйся, гдѣ тебя не спрашиваютъ! Сражу, говоритъ, тебя, архирея!“ Архирей свое, а Стенька свое! Архирей опять-таки Стенькѣ Разину: „Вспомни про свою душу, какъ она на томъ свѣтѣ будетъ отвѣтъ Богу давать!“ Стенька мигнулъ своимъ, а тѣ подхватили его да въ крѣпость, да на стѣну; а со стѣны-то и бросили козакамъ на копья!.. Тутъ архирей Іосифъ Богу душу и отдалъ…

— Вишь дѣло какое!…

— А у Разина свои козаки были?

— А какъ же, все равно, какъ у Ермака. Пошелъ по станицамъ, крикнулъ по охотниковъ на Волгу рыбу ловить! Кому надо, тѣ ужь знаютъ, какую на Волгѣ рыбу ловятъ, ну и соберутся. Такъ и Стенька Разинъ собралъ себѣ козаковъ, да съ тѣми козаками и пошелъ на Волгу, а такъ и въ море пробрался, на персидскаго султана напалъ, сколько у него городовъ побралъ!..

— Ну, а за архирея ему никакого наказанія не было? спросили разскащика.

— А кто его будетъ наказывать?

— Какъ кто?

— Вѣдь, чай, начальство было?

— Убить архирея и наказанія никакого нѣтъ? послышались вопросы небывалыхъ.

— Чай, начальству дали знать сейчасъ же, что Стенька Разинъ архирея сразилъ.

— Много онъ боялся того начальства! отвѣчалъ разскащикъ: — его и само-то начальство боялось: вотъ онъ былъ каковъ!

— Что-жь начальство смотрѣло?

— А вотъ что: какъ повоевалъ Стенька Персію, пріѣхалъ въ Астрахань. Пошелъ къ воеводѣ… тогда губернаторъ прозывался воеводой… приходитъ въ воеводѣ. „Пришелъ я, говоритъ, къ тебѣ, воевода, съ повинной“. „А кто ты есть за человѣкъ такой?“ спрашиваетъ воевода. „Я, говоритъ, Стенька Разинъ“. „вамъ это ты, разбойникъ! который царскую казну ограбилъ?… Столько народу загубилъ?“ — „Я, говоритъ, тотъ самый“. — „Какъ же тебя помиловать можно?“ — „Быть, говорятъ Разинъ, я на морѣ, ходилъ въ Персію, вотъ столько-то городовъ покорилъ; кланяюсь этими городами его императорскому величеству; а его царская водя: хочетъ казнитъ, — хочетъ милуетъ! А вотъ я вашему превосходительству, говоритъ Разинъ, подарочки отъ меня“. Стенька приказалъ принести подарочки, что припасъ воеводѣ. Принесли, у воеводы и глаза разбѣжались: сколько серебра, сколько золота, сколько камней дорогихъ! Хошь пудами вѣшай, хошь мѣрами мѣряй!.. „Примите, говорятъ Стенька Разинъ, ваше превосходительство, мои дороги подарки, да похлопочите, чтобы царь меня помиловалъ“. — „Хорошо, говоритъ воевода, я отпишу объ тебѣ царю, буду на тебя хлопотать; а ты ступай на свои струги и дожидайся на Волгѣ царской отписки“. — „Слушаю, говоритъ Разинъ, а вы, ваше превосходительство, мною не побрезгуйте, пожалуйте на мой стружокъ ко мнѣ въ гости“. — „Хорошо, говоритъ воевода, твои гости — пріѣду“. Стенька раскланялся съ воеводой и пошелъ къ себѣ на стружокъ, сталъ поджидать гостей. На другой день пожаловалъ жъ Степану Тимофеичу… Тимофеичемъ сталъ, какъ подарочки воеводѣ снесъ… пожаловалъ къ Степану Тимофеичу самъ воевода! Воевода какой-то князь былъ… одно слово все равно, что теперь губернаторъ… самъ воевода пожаловалъ въ гости къ простому козаку, къ Стенькѣ Разину! Какъ пошелъ у Стеньки на стругахъ пиръ, просто дымъ коромысломъ стоитъ! А кушанья, вины такъ разныя подаютъ не на простылъ тарелкахъ, или въ рюмкахъ, а все подаютъ на золотѣ, какъ есть на чистомъ золотѣ! А воевода: „Ахъ какая тарелка прекрасная! Стенька сейчасъ тарелку завернетъ, да воеводѣ поднесетъ: «Прими, скажетъ, въ подарочекъ». Воевода посмотритъ на стаканъ: «Ахъ какой стаканъ прекрасный!» Стенька опять: «Прими въ подарочекъ!»