Иволга будет летать - [8]

— Справедливо. Но что вы видите вокруг? — Абрамцева развела руками над пластиковым ландшафтом; ближайший гейзер выпустил облако пара — и, вместе с ним, несколько мыльных пузырей. — Шатранг — молодой мир, полный загадок, неизвестности, неопределенности. На Земле это детская забава, но здесь мы не нашли лучшей модели для одного из интереснейших — и досаднейших — местных феноменов. Символично, вам так не кажется?

— Ну да, — хмыкнул Каляев. — «Дыхание дракона», или как там ваши метеорологи зовут эти штуки?

Вдвоем они проводили стайку пузырей взглядом. Окруженные едва видимой с земли радужной оболочкой шарообразные газовые облака, возникавшие после извержений малых гейзеров, мигрировали в воздухе на сотни километров и особенно часто наблюдались на воздушных трассах, буквально «атаковали» машины, нередко становясь причиной аварий. При этом, скудные данные с беспилотных метеозондов до сих пор не дали возможности объяснить, что же «дыхание» собой представляет.

— До моих ушей доходили разговоры о «небелковой жизни» и других подобных неподтвержденных теориях, — сказал Каляев. Отказ от снисходительно-пренебрежительного тона дался ему непросто. — По-вашему, в этом есть зерно истины?

— Сомневаюсь, — с сожалением признала Абрамцева. — Но специалисты продолжают наблюдения.

— В надежде на чудо?

— На новые методы исследования. На удачу. И на чудо тоже.

Каляев начал говорить что-то о вреде магического мышления. Абрамцева его почти не слушала: на макете ущелья Трех Пик она вдруг разглядела деталь, которой не замечала прежде: на самом дне, среди серых скал из-под снега торчал драконий скелет.

— Если правильно смотреть, всегда можно увидеть нечто новое, — рассеяно пробормотала она. На Хан-Араке должен был два часа назад приземлиться катер Давыдова; оттого совпадение показалось ей особенно жутким.

— Не будет ли бестактным пригласить вас продолжить этот разговор за чашкой кофе? — прервал ее размышления Каляев.

— Ничуть. — Абрамцева улыбнулась, вновь овладев собой. — Экскурсию можно считать завершенной?

— Если вы не возражаете.

Каляев, которому музейный ангар уже порядком надоел, быстрым шагом направился к выходу. Большой разноцветный пузырь лопнул, коснувшись его плеча; Каляев не заметил его, но на пиджаке остался мыльный след.

Абрамцева задержалась, чтобы отключить подачу энергии на экспозицию и догнала инспектора уже у дверей ангара.

Снаружи холодный порывистый ветер раскручивал декоративный флюгер на крыше и наполнял конусы ветроуказателей у кромки летного поля.

— Вы наверняка объездили половину галактики, и, кажется, она успела вам наскучить, — сказала Абрамцева. — Каковы они, другие планеты?

— А вы никогда не покидали Шатранг? — ответил Каляев вопросом на вопрос.

— Даже на орбиту не поднималась: Денис обещал, но… как-то не сложилось, — с запинкой закончила Абрамцева. — Конечно, есть библиотека Географического общества: сенсорные фильмы, видеохроника, книги — но это все не то. Они слишком формальны.

— А что же «то»?

— Человек. Который смотрит, делает снимки, пишет, запоминает. — Она улыбнулась. — Слава пытался рассказывать мне о Земле и других планетах: он наблюдателен — но, к сожалению, рассказчик из него обычно неважный, хотя иногда… — Она замолчала, досадуя на промашку.

Каляев обозначил в уголках рта понимающую улыбку — он, разумеется, заметил, что она упомянула не мужа, и заметил, что она заметила; и намерено дал ей это понять.

— Вы всегда столь бесцеремонны? — со вздохом спросила Абрамцева.

— Только когда этого требует дело. И когда не вижу в этом особого вреда. — Улыбка с лица Каляева исчезла. — Позвольте на чистоту: гибель Дениса Александровича потрясла и расстроила вас, безо всякого сомнения — у меня и в мыслях нет обвинить вас в черствости или чем-то подобном. Но на ваше лицо не легла «тень Дракона», как тут говорят. Вы снимите траурные цвета так скоро, как позволят приличия. И вряд ли мои расспросы могут ранить вас.

— Возможно. — Она пожала плечами, не отрицая и не соглашаясь.

— Расскажите об Абрамцеве.

— Я восхищалась им.

— Вы прожили с ним десять лет — и это все, что вы можете сказать? — Каляев открыл перед ней дверь научного корпуса и посторонился, пропуская ее вперед.

— Это все, что я хочу сказать. — Абрамцева взглянула на него с насмешкой. — Но в нашем случае это одно и то же.

* * *

Вечерело; в административном корпусе полковник Смирнов в своем кабинете включил свет.

Третий день кряду, едва удавалось на время отделаться от Каляева, Смирнов запирался у себя и просматривал старые отчеты о технических испытаниях и психосоциальных экспериментах с Иволгой. С неудовольствием он вынужден был признать, что Каляев заразил его сомнениями — которые не рассеивались несмотря на то, что он не находил для них объективных оснований.

Не было их.

И все-таки он не позволил Давыдову вывести из ангара Волхва, а теперь беспокоился, как тот управится в горах с неповоротливым устаревшим катером, и сердился на себя за это подспудное недоверие. Всего в эскадрилье базы Дармын несло службу шестеро летчиков — трое штатных пилотов ВКС, трое гражданских; и еще столько же каждые полгода приезжало на стажировку. Эскадрилья Дармына на бумаге называлась научно-техническим подразделением; должность первого испытателя в «ИАН» и комэска девять лет как занимал Абрамцев. Давыдов, тоже гражданский специалист, после появления на базе быстро стал «номером вторым», что, к некоторому удивлению Смирнова, среди офицеров базы не вызвало недовольства. Наоборот, даже пошли разговоры, что «первого» и «второго» неплохо было бы поменять местами: Давыдова коллеги уважали и любили.