Ивэйн, или Рыцарь со львом - [3]

Под этой дивною сосной.

И под покровом этой хвои.

Спастись могло бы все живое.

Был на сосне в тени густой.

Подвешен ковшик золотой.

На наших ярмарках[11] едва ли.

Такое золото видали.

И камень тоже тут как тут:

Наиценнейший изумруд.

Обделан в виде чаши винной.

Четыре жаркие рубина.

Четыре солнца по краям.

Солгать я не посмел бы вам.

Покоя никогда не зная.

Вода кипела ледяная.

Хотелось бурю вызвать мне.

И вот я, подойдя к сосне.

Осуществил свою затею.

(Об этом я теперь жалею).

Неосторожностью греша.

Облил я камень из ковша.

И мигом небо омрачилось.

Непоправимое случилось.

Я, поглядев на небосклон.

Был молниями ослеплен.

Дождь, град и снег одновременно.

Убит я был бы непременно.

Я не остался бы в живых.

Среди раскатов громовых.

Двоились молнии, троились.

Деревья старые валились.

Господь, однако, мне помог.

Для покаянья дал мне срок.

Гроза кругом угомонилась.

И небо, к счастью, прояснилось.

При виде солнечных небес.

Из мертвых как бы я воскрес.

От радости забыл я вскоре.

Недавнюю тоску и горе.

Благословив голубизну.

Слетелись птицы на сосну.

На каждой ветке птичья стая.

Красивее сосна густая.

Когда на ветках столько птиц.

Искусней не найти певиц.

Свое поет любая птица.

Так, что нельзя ладам не слиться.

В единый благозвучный строй.

И, словно в церкви пресвятой.

Внимая птичьей литургии.

Забыл я все лады другие.

И, как блаженный дурачок.

Я все наслушаться не мог.

Не знаю музыки чудесней.

Лишь в том лесу такие песни.

Вдруг слышу: скачут напролом.

Как будто снова грянул гром.

Как будто бы в лесах дремучих.

Десяток рыцарей могучих.

Но появляется один.

Вооруженный исполин.

Я сесть в седло поторопился.

Мой добрый меч не затупился.

Во всяких битвах до сих пор.

Я недругам давал отпор.

Я принял вызов исполина.

Летел он с быстротой орлиной.

Свиреп, как разъяренный лев.

И в каждом слове – лютый гнев:

„Вассал! Вы дурно поступили.

Вас мысли злые ослепили.

Вы натворили много бед.

И вам за них держать ответ!

Нет, не одни раскаты грома.

Все эти горы бурелома.

Свидетельствуют против вас.

Встречаю вас я в первый раз.

За что вы мне сегодня мстили?

Зачем вы бурю напустили.

На мой прекрасный старый дом.

Бесчинствуя в лесу моем?

Вассал! С душой своей прощайтесь!

Грозит вам гибель. Защищайтесь!

Виновны вы передо мной.

Своею собственной виной.

Преступник обречен злосчастный.

Увертки были бы напрасны.

Силен своею правотой.

Я вызываю вас на бой.

Вы мне внушаете презренье.

Нет между нами примиренья!“

И разыгрался бой потом.

Прикрылся я своим щитом.

Копье в его руках острее.

Конь боевой под ним быстрее.

Смотрю и вижу, сам не свой:

Он выше целой головой.

Тому, кто маленького роста.

Высоких побеждать не просто.

Удар ему нанес я в щит —

Мое копье как затрещит!

Так злой судьбе моей хотелось:

Копье в кусочки разлетелось.

Однако на коне своем.

Мой враг по-прежнему с копьем.

В его руках не древко – древо.

В припадке бешеного гнева.

Копьем ударил он меня.

И повалился я с коня.

Так потерпел я пораженье.

Беспомощного, в униженье.

Меня покинул враг лихой.

Взяв моего коня с собой.

Идти за ним я не решился.

Тогда бы жизни я лишился.

И смысла не было бегом.

Гоняться за таким врагом.

И без того пришлось мне худо.

Убраться только бы оттуда!

Я под сосною прикорнул.

Душой и телом отдохнул.

Скорей совлек свои доспехи.

Чтобы ходить мне без помехи.

Покуда не сгустился мрак.

И потащился кое-как.

Искать в чащобе дом старинный.

Гостеприимца-дворянина.

До замка к ночи я добрел.

И там пристанище обрел.

И были слуги вновь послушны.

И вновь хозяева радушны.

Как накануне все точь-в-точь.

Приветливы отец и дочь.

Я точно так же в замке встречен.

Позор мой как бы не замечен.

И мне по-прежнему почет.

Хозяин добрый воздает.

Я благодарен дворянину.

Благословить я не премину.

Его святую доброту.

Такую добродетель чту.

И ничего не забываю.

С тех пор я свой позор скрываю.

И как я мог, не знаю сам.

Сегодня проболтаться вам!

Но так и быть! Пускай случайно.

Делюсь моей постыдной тайной».

«Клянусь моею головой!

Такое слышу я впервой, —

Ивэйн воскликнул в изумленье. —

В каком досадном ослепленье.

Изволите вы пребывать:

Годами от меня скрывать.

Кузен мой, ваше пораженье!

Мой долг – отнюдь не одолженье.

Теперь за наш фамильный стыд.

Моя десница отомстит!»

«Нам после сытного обеда.

Всегда мерещится победа, —

Сказал неугомонный Кей, —

Винишка доброго попей.

Опорожни бочонок пива.

И в бой запросишься ты живо.

И победитель ты один.

Тебя страшится Нурэддин.[12]

Ивэйн, скорей в седло садитесь!

Вооружиться потрудитесь!

Победный разверните стяг!

Разбить врага – для вас пустяк.

Вы всех и вся в бою затмите.

С собою нас, Ивэйн, возьмите.

Мы вас хотим сопровождать.

Научимся мы побеждать.

Когда вы доблестью блеснете.

А впрочем, скоро вы заснете.

И вам приснится сон плохой.

И предпочтете вы покой».

Сказала королева Кею:

«Наверно, никакому змею.

Такого жала не дано.

И как вам, сударь, не грешно!

Такое жало горше смерти.

Почтенный сенешаль, поверьте:

Язык ваш – враг заклятый ваш.

Коварный раб, неверный страж;

Он ваши тайны расточает.

Сердца друзей ожесточает.

Посредством ядовитых фраз.

И ненавидят, сударь, вас.

Когда бы мне язык подобный.

Лукавый, вероломный, злобный.

Он был бы мигом уличен.

И, как предатель, заточен.

Наказывают виноватых.

Привязывают бесноватых.

Веревками в церквах святых.