Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа - [4]

Он что-то еще говорил вслух, но измочаленный работой Вася сквозь сонную одурь видел только его двигающийся рот и ничего не слышал.

Иногда Ривка толкала его в бок локтем. Тогда Вася испуганно оглядывался и таращил глаза на школьную доску. Все вокруг усердно записывали премудрости языка предков. Каждый раз, когда преподаватель поворачивался к аудитории, он встречал нахальные и зовущие глаза крупной и яркой Ривки. Когда же Ривка медленно и плотоядно облизнула губы и закинула ногу за ногу так, что ее роскошные ляжки открылись до самых трусиков, у молодого преподавателя иврита исчез дар речи и встала дыбом косичка…

У Русского музея расфуфыренная Ривка говорила расфуфыренной Клавке:

— …а к нему приехал друг из Стокгольма на своей тачке. Живет в «Астории».

— В «Асторию» я не пойду! — перетрусила Клавка. — Там меня каждая собака знает. Если бы в «Прибалтийскую»…

— Ну, правильно! А я в «Прибалтийской» инкогнито, да?! Повезем к тебе или ко мне, — решительно сказала Ривка.

— Ой, Ривка!‥ Подумать страшно! А вдруг…

— Сейчас двенадцать. Раньше восьми наши не вернутся. Уйма времени! Посидим, выпьем, расслабимся…

Подкатил красивый автомобиль с иностранными номерами. Из него выскочил учитель иврита со своей тореадорской косичкой, а из-за руля вылез его иноземный приятель и восхищенно сказал:

— Какие потрясные вомен! Чтоб я так жил, мама мия!‥

Как становятся холостяками

Распахнулась дверь шиномонтажной, и в мастерскую вошли председатель кооператива и пожилой старший лейтенант милиции.

— Ребята, это наш новый участковый уполномоченный, — сказал председатель. — Он с вами поговорить хочет.

— Значит, товарищи… Попрошу вас, товарищ Рабинович… — участковый безошибочно обратился к Арону. — И вас, товарищ Иванов, — он посмотрел на Василия. — Срочненько привезти мне ваши справки об освобождении из мест заключения.

— Рабинович — это я, — сказал Василий.

— А я Иванов, — сказал Арон.

Участковый справился с недоумением и жестко проговорил:

— Тем более, граждане. Справочки мне ваши сегодня же до семнадцати ноль-ноль.

— Ну, я свою привезу, а Васькина-то вам зачем? Он в гараже не числится, мне помогает, пока ОВИР не даст разрешения на выезд.

— Рабинович у нас не числится!‥ — радостно сказал председатель. — У нас по штату вообще один шиномонтажник! Он, так сказать, по договоренности с Ивановым, с Ароном Моисеевичем…

— Короче! — прервал его участковый. — Обе справки чтоб у меня были. Кто из вас «Рабинович», а кто «Иванов» — мне без разницы. Я должен знать, что происходит на моем участке. Социализм — это учет!

Когда у дома Василия они вылезли из своего жуткого «Москвича», там уже стоял роскошный иностранный автомобиль.

— Какая тачка! — восхитился Арон.

— Поедешь с нами в Израиль, и у тебя будет такая же.

— А пошел ты!‥ При таких бабках, что мы сейчас с тобой зарабатываем — и здесь прожить можно. А там я пропаду.

Уже поднимаясь по лестнице, Василий говорил:

— Не пропадешь… В Советском Союзе живут двести восемьдесят миллионов человек, а во всем мире — около пяти миллиардов. Значит, четыре миллиарда семьсот двадцать миллионов как-то ведь обходятся без Советского Союза? Не пропадают?

— Я здесь родился и вырос, — упрямо сказал Арон.

— Там ты хоть гарантирован, что тебе никто не скажет «жидовская морда»… — Вася открыл ключом свою дверь, из-за которой неслась громкая музыка, и нежно улыбнулся: — Тоскует моя лапочка.

Они с Ароном вошли в квартиру и захлопнули за собой дверь.

Спустя мгновение музыка оборвалась, раздался чей-то сдавленный крик, грохот… Было слышно, как разлетелось что-то стеклянное, какое-то рычание и мягкие удары, сопровождавшиеся треском чего-то ломающегося…

А потом с шумом распахнулась дверь и на лестничную площадку голыми были выброшены учитель иврита со своим иноземным другом. Вслед им полетели части их одежды.

На ходу натягивая штаны, они в ужасе бросились вниз по лестнице, и уже через секунду было слышно, как взревел мощным двигателем замечательный заграничный автомобиль, взвизгнул покрышками и умчался…

Вечером Арон привез Василия к себе. Еще из «Москвича» оба они увидели, как от дома отъезжает грузовик, набитый мебелью, холодильником, телевизором, торшером, гитарой и фикусом.

В широкой кабине рядом с шофером, с видом оскорбленной невинности, сидели Клавка со вздутой губой и Ривка с подбитым глазом.

Вася и Арон переглянулись и стали разгружать «Москвич». На свет божий появился потертый Васин чемоданчик, с которым он вышел еще из лагеря, две стопки книг, увязанные бельевой веревкой, и один-единственный костюм на «плечиках», в прозрачном пластиковом чехле.

На этом разгрузка и закончилась.

— «Была без радости любовь, разлука будет без печали…», — продекламировал Арон и поволок Васины вещи в свою квартиру.

В полупустой квартире (Клавка умудрилась вывезти из нее все, что возможно!) на кухне шла Большая Мужская Пьянка.

Две бутылки из-под водки были уже пустыми, одна наполовину опорожненная и две целехонькие ждали своей очереди…

— Чего им не хватало?! Чего?! — негромко и отчаянно восклицал Вася. — Вламывали мы, как папы Карлы!‥ От полтинника до стольника каждый день в дом волокли! По пятьдесят колес за смену. Причем, заметь, Арончик, мы же были связаны двойными родственными узами…