Иван Васильевич Бабушкин - [9]

Какая волшебная, чарующая сила заложена в увлекательной книжке! Стоит лишь открыть любую страницу, и мертвые строчки оживают, наполняются смелыми людьми, описаниями дальних стран…

Книжка, которую читал мальчик, была старинная, купленная расчетливым пономарем лет сорок назад у офени-коробейника за семитку или много-много за алтын. Рассказывалось в ней не совсем понятно о каких-то приключениях неведомых разбойников в Индии. Кто были эти разбойники, мальчик установить не мог, так как ни первых страниц с обложкой, ни конца в книжке не было. Многие странички крупной, похожей на славянскую вязь печати были сплошь захватаны грязными пальцами многочисленных усердных читателей, так что местами на полстраницы темнели жирные пятна. Но Ваню ничто не смущало: он сидел, целиком уйдя в неведомый, чудесный мир, вдруг так сразу и неожиданно открывшийся на страничках истрепанной, старой книжки.

Мальчик переплывал вместе с героями книги широкие реки, видел стройные индийские пагоды, стада слонов, важно шествовавших сквозь первобытные леса к водопою…

Изорванная, старенькая шапчонка давно валялась у босых, исцарапанных ног пастушонка, шаловливый ветер вволю играл его длинными, цвета спеющей ржи волосами. Ваня водил по школьной привычке указательным пальцем правой руки по строчкам, а левой придерживал от порывов ветра растрепанные странички.

Резкая, жгучая боль внезапно заставила его бросить книжку и вскочить на ноги. Дед Аким, издали безуспешно кричавший Ване, незаметно подошел к нему, и удары пастушьего кнута обрушились на увлеченного чтением мальчика.

— Ты… ты что же это?.. — задыхаясь и кашляя, кричал старый пастух. — Где… где телята?.. Я тебя выучу!.. Вот тебе читанье, а вот и писанье!..

Дорого заплатил Ваня за свою любовь к чтению. Но и этот случай не отвадил его от книги. Наоборот, он еще сильнее увлекся чтением, стараясь лишь, чтобы строгий дед Аким не подошел исподтишка и вновь не отхлестал за «книжное баловство — пустое занятие». Ваня в два-три месяца перечитал несколько старых книжек, завалявшихся у пономаря, и с радостью думал, что следующей зимой он сможет не только читать любую книгу, но и научится «быстро писать», сам пошлет письмо матери и братишке с сестрой.

Снова настала зима. Однако Ване пришлось учиться недолго: дядя решил, что «мальчику пора к делу привыкать», и посадил племянника, как и обещал Екатерине Платоновне при расставанье, на облучок ямщицкой кибитки.

Вначале Ваня ездил еще без седоков, помогая дяде доставлять на подставу запасных лошадей. Подстава была в восемнадцати верстах от Леденгского, по дороге в город Тотьму, в селе Чурилове. Частые поездки и днем и ночью, зимой в пургу, осенью по размытым дорогам выработали в мальчике настойчивость, сообразительность, смелость. Впоследствии, в своих нередких путешествиях под видом разносчика «красного товара» по окрестным с Орехово-Зуево деревням и фабричным селениям, Иван Васильевич не раз вспоминал поездки из Леденгского в Чурилово, научившие его ориентироваться в лесу в любое время суток и в любую погоду.

В этих поездках Ваня познакомился со всеми видами работ леденгских крестьян на соляное управление.

Подвоз дров на солеварни был одной из самых тяжелых повинностей леденгских и окрестных крестьян. Управление солеварнями требовало почти с каждого двора подвоза определенного количества дров. С рассвета до позднего вечера надрывались возчики-крестьяне, стараясь из глухих лесных падей и урочищ вывезти заготовленные лесорубами дрова. Никаких приспособлений, облегчающих вывозку дров на более или менее сносную накатанную дорогу, в то время не было. Мускульная сила мужика и парнишки-подростка, помогавшего отцу или старшему брату, да упорная выносливость приземистых и сильных вологодских лошадей преодолевали все препятствия. Как муравьи, бесконечными ленточками тянулись к Леденгскому из лесов сотни телег, тяжело нагруженных или коротким березовым «швырком», или дубовыми и сосновыми «длинниками».

Маленький ямщик, не раз проезжая глубокой осенью из Леденгского в Тотьму, видел, как возчики из последних сил, проклиная свою жизнь и все на свете, бьются по обочинам залитых дождями проселочных дорог.

Так же тяжело было работать и на лесосплаве. Купцы, арендовавшие у казны обширные лесные участки, предназначенные для вырубки, заключали с соляным управлением договоры о доставке дров с полой водой. Поэтому, как только проходил ледоход, и можно было сплавлять заготовленные зимой в верховьях лесных речек дрова, на десятки верст вокруг солеварен закипала работа. Дело решали буквально дни, — лесные ручьи и речушки, бурно игравшие полыми водами в самом начале весны, входили в берега, быстро мелели, и в случае малейшего промедления сплава тысячи плотов оказывались «посохлыми» на каменистых берегах.

Арендаторы-купцы и само управление солеварнями, также нанимавшее ранней весной ватаги лесосплавьщиков, ставили рабочим непременное условие:

— Хоть потони, а плот вовремя пригони!..

Зимой широко практиковалась выдача авансов будущим сплавщикам леса и дров. Смотритель знал, у кого из окрестных крестьян не хватит семян для ярового посева, у кого пала от бескормицы лошадь, и услужливо предлагал «помощь»: давал ссуду зерном и деньгами, требуя с семьи одного-двух лесосплавщиков. Купцы пользовались безвыходным положением крестьянской бедноты, и кабальная система отработок применялась в широких размерах.