Иван Украинский - [2]
В первые годы жительства в Тихорецкой, пока ребята были еще маленькие, изо всех сил трудился глава семьи — Митрофан, человек с ровным и спокойным характером. Ему помогала жена Ефимья. Как ни трудно жилось, а родители лелеяли мечту дать своим детям хоть какое — ни- будь образование. Две неполных зимы проучился в цер- ковно — приходской школе старший Иван, одну зиму — младший. А когда первый хозяин батрака Мясоед узнал, что Митрофан Украинский намерен определить в школу и свою дочку Надю, не выдержал угрюмый казачина:
— Зачем девке грамота? — раздраженным басом произнес он. — На военную службу ей не идти. Сам по чужим углам скитаешься, своего дома не имеешь, а туда же, за грамотой гонишься. Да и гроши надо платить за обучение, ты же не казак.
— Хоть малое ученье, а все же как свет в оконце, — отвечал батрак. — Другой радости у нас нет. А 10–15 рублей как‑нибудь заробим.
Старший сын Украинских — Иван был сметливым и расторопным малым. Уже подростком помогал отцу настраивать плуги, лобогрейки, чинить и подгонять конскую сбрую. А уж когда стал парнем — никакая работа у него из рук не выпадала. Да и младший Иван тянулся за ним, стараясь не отставать в работе от отца и старшего брата.
К 1910–1911 годам отец их начал уже крепко сдавать: здоровье подводило. Ну‑ка сколько поворочено на веку! Поэтому за главного при найме на работу теперь почти всегда выступал старший сын Иван, который много смелее, чем его родитель, вел себя в переговорах с богатеями.
И вообще молодой батрак был человеком неробкого десятка. Спуску обидчикам не давал, всегда заступался за слабого, брал под свою защиту. Благо силенкой его природа не обделила. На молодежных гулянках и посиделках
кулацкие сынки в присутствии Ивана редко когда безобразничали, знали, что, взяв за шиворот своими мускулистыми руками, он мог легко выбросить из круга любого ухаря.
У …На пасху в станице чувствовалось приподнятое оживление. Еще с ночи православный люд отправился в церковь на богослужение и освящение праздничной снеди. Туда шли старики и старухи, пожилые и молодые казаки и казачки, многие — с детьми. В том же направлении следовала и публика победнее — иногородние. А утром под гулкие перезвоны колоколов вся эта масса людей растекалась по ближним и дальним улицам и переулкам к своим домам и хатам. Стояла весенняя теплынь, всюду буйно расцвели сады, густо курчавилась зелень подорожника. «Христов день» сопровождался праздничными застольями, вождением хороводов, состязаниями в силе и ловкости парней и девчат на игрищах в лапту и «третьего лишнего».
С размахом отмечал религиозный праздник купец и крупный домовладелец Бурцев. В станице он скупал зерно, шерсть, кожи, в соседнем железнодорожном поселке имел зерновую ссыпку, два кирпичных сарая и большой двухэтажный дом, сдаваемые в аренду. И здесь, в станице, у него высились обширные хоромы. В тот пасхальный день они наполнились многочисленными гостями — местными и приезжими. В новых хромовых сапогах и ярко — красной рубашке, перетянутой в талии витым шнурком, хозяин картинно кланялся приглашенным, возглашая здравицу в честь воскресенья «Сына Господня».
А потом все сели за праздничные столы, установленные на открытой веранде, увитой зеленью и цветами. Отсюда сквозь ограду едва просматривалась пыльная дорога, спускавшаяся вниз к насыпной дамбе, перегородившей неглубокую степную речку Тихонькую, от которой пошло название станицы и железнодорожного поселка. По этой дороге взад — вперед проходило немало людей из одной части станицы в другую. Одна из окраин — Хохлятчина почти полностью была заселена иногородними, выходцами с Украины и более поздними переселенцами — бедняками из центральных русских губерний.
Прохожие с интересом засматривались на купеческий особняк, где гостям и хозяевам обильно пилось и елось.
Веселье в доме било уже через край. Хозяин подозвал к себе старшего сына и сказал:
— Выйди на улицу и кинь ребятне угощенье.
Пригладив нетвердой рукой бороду и усы, Бурцев завел своего наследника в кладовку и вручил ему кульки с леденцами. Так он делал уже не однажды. Любил показать широту своей натуры. Не на пользу людям, а ради потехи. И на этот раз решил позабавиться сам и повеселить гостей занятным зрелищем, как чумазые малолетние оборвыши будут наперегонки выискивать и собирать перепачканные в пыли липкие конфеты.
Купеческий сын понимающе улыбнулся:
— Ну, папаня, цирк захотел увидеть. Это мы устроим.
Выйдя за ограду, младший Бурцев зычним голосом
кликнул:
— А ну, пацанва, налетай!
Его рука описала в воздухе полумесяц, на дорогу полетели разноцветные овальные конфетки, в прозрачном своем блеске чем‑то похожие на мелких рыбешек. К ним устремилась ватага малолеток. На дороге началась толчея, ребятишки спешили один перед одним овладеть даровыми сладостями.
Притаявшие леденцы густо покрылись пылью. Но все равно унять подростков уже никто не мог — они с азартом продолжали подбирать перепачканные конфеты.
На тот момент Иван Украинский как раз проходил с родственниками мимо дома Бурцевых. Остановившись, он обратился к своим спутникам:
— Вы видите, что здесь творится?
В авторской документально-очерковой хронике в захватывающем изложении представлены драматические события в казачьей Черномории периода 1792–1800 гг. через судьбы людей, реально живших в названную эпоху.
В настоящий сборник включена лишь незначительная часть очерковых и стихотворных публикаций автора за многие годы его штатной работы в журналистике, нештатного сотрудничества с фронтовой прессой в период Великой Отечественной войны и с редакциями газет и журналов в послевоенное время. В их основе — реальные события, люди, факты. На их полное представление понадобилось бы несколько томов.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.