Иван Сусанин - [22]

Его слова не ускользнули от внимания Дурандина. Этот жадень (о том каждому известно) не зря на калиту иноземца напирает. Пора действовать. Золото не говорит, да чудеса творит.

— Богат, скрывать не стану, владыка. Готлиб, хоть и иной веры, но, побывав с Ченслером в Москве, зело на кремлевские соборы дивился. Знатные-де храмы. И про ростовский собор Успения он лестно отозвался. А я ему возьми да молви: «Владыка Давыд неустанно о процветании храмов печется. Жаль, деньгами скуден, а то бы новые церкви поставил». А Готлиб: «Помочь надо, его преосвященству. Пусть и далее свою епархию дивными храмами украшает».

Лука Дурандин положил на стол кожаный мешочек, туго набитый золотыми монетами.

Глаза Давыда на короткий миг блеснули хищным огнем. Зело щедрый дар!

— Так, глаголешь, царский воевода Мышецкий на мое повеленье полагается?

— Истинно, владыка. Он хорошо ведает, что возведение одной немецкой кирхи не принесет большой урон православию, ибо царь Иван Васильевич дозволил аглицким купцам поставить кирху в Немецкой слободе.

Слова Луки Давыдова не были новостью для ростовского владыки. Он хорошо был осведомлен, что творилось на Москве. Весь свой «супротивный» разговор он вел лишь к одной единственной цели — выколотить богатую мзду от немчина. Но и после этого он не должен показывать свою отраду, дабы остаться в глазах Дурандина истинным поборником православной веры.

— Мне зело понятны тяготения иноземцев, поставить свою божницу. Каждый человек, какую бы он веру не исповедовал, должен иметь место, где он мог бы помолиться своему богу. Но в Земляном городе Ярославля немало православных храмов, и там кирхе не стоять. То — мое твердое слово.

Лука Дурандин явно не ожидал такого оборота. Давыд-то — не бессребреник. Мзду ухватил, а немцев с носом оставил. Да быть того не может!

— Но немецкая община хотела бы поставить кирху именно в Земляном городе, поближе к своему подворью.

Владыка был непреклонен.

— Я уже изрек свое слово, сын мой… Не в Земляном городе.

Дурандин облегченно вздохнул. Это уже добрый знак.

— В каком же месте, владыка?

— Вне Земляного города. Я сам укажу место. Немчины в обиде не останутся.

— Да благоденствует твоя епархия, владыка.

Глава 13 НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ

Владыка ехал в возке, обтянутом синим бархатом, расписанном серебряными крестами. Позади — два десятка прислужников, личные охранники архиепископа. Дюжие, молодцеватые, в суконных темно-зеленых кафтанах. Время лихое, а посему у некоторых слуг под кафтанами припрятаны пистоли.

Возок, миновав Земляной город, выехал на одну из слободских улиц, как вдруг навстречу резвым коням выскочил … темно-бурый медведь. Возница оторопел, а кони испуганно заржали, вздыбились и резко, едва не опрокинув карету, понеслись вправо.

Возницу — как ветром сдуло, а владыка, побледнев как полотно, обеими руками вцепился за внутреннюю ручку дверцы…

Слота и Иванка неторопко ехали вдоль крутояра, любуясь раздольной Волгой.

— Могучая река, — восхищенно молвил Иванка, никогда не видевший Волги. — А суда, суда-то какие! Под парусами.

— Эти суда могут и по морю плавать… Господи! Оглянись, Иванка!

К крутояру во всю прыть скакала тройка с возком. Иванка ахнул, спрыгнул с телеги, и, не давая себе отчета в том, что может погибнуть, кинулся встречу коням.

Знать, и впрямь есть Бог на свете. В каких-то трех саженях до обрыва он повис на кореннике, и всем своим могучим телом остановил тройку. В тот же миг он оказался в кольце растерявших прислужников.

Из возка, с трясущимися руками и искаженным от страха лицом, вышел владыка и на ватных ногах подошел к своему спасителю. У Давыда даже голос изменился: стал хриплым и прерывистым.

— Экая напасть…Да как же оное?.. Спас ты меня, сыне.

Иванка и сам еще не мог до конца понять, какая сила сдернула его с телеги и бросила к тройке, несущейся к своей погибели и смерти хозяина возка.

«Какой-то богатый поп», — подумалось ему, ибо перед ним стоял тучный священник в митре, мантии и с большим серебряным крестом поверх груди, усеянном дорогими самоцветами.

Владыка подошел к самому краю обрыва, глянул вниз и размашисто сотворил крестное знамение. Да тут и костей не соберешь. Сего мирянина надо озолотить.

— Как тебя звать, сын мой?

— Иванкой.

— Из людей посадских?

— Крестьянин я, батюшка.

Зятя слегка подтолкнул Слота.

— То — архиепископ Давыд, наш владыка. Поклонись святителю.

Иванка поклонился в пояс. И тут только владыка окончательно пришел в себя. Он кинул злой взгляд на оробевших прислужников.

— Куда смотрели, нечестивцы? Предам анафеме[75], в темницах сгною!..

Долго бушевал владыка, а когда увидел, что к возку со всех сторон стекаются ярославцы, умерил пыл: нельзя забывать о своем духовном сане и благочестии.

Вновь ступил к своему спасителю.

— Далече ли крестьянствуешь, сын мой, и кто твой володетель?

— В Курбе, владыка, у помещика Нила Котыгина.

— Бедствует Нил Егорыч в бывшей вотчине князя Курбского.

Лицо владыки подернулось хмурью, но тотчас вновь обрело дружелюбный вид. Он глянул на парня испытующими глазами. Силен, проворен и храбрости ему не занимать. Жизнью своей рисковал, однако не устрашился: кони его могли под обрыв снести. Зело отважный детина! Вот такого бы к себе в оберегатели. А что? По всем статьям подходит.