Иван Сусанин - [2]
на стороне смерда. Уйдет мужик к боярину: тот и землей побогаче, и калитой[11] покрепче; слабину мужику даст, деньжонок на избу и лошаденку. На один-два года, чтоб мужик вздохнул, барщину и оброки окоротит, а то и вовсе от тягла избавит. Пусть оратай хозяйством обрастает. Успеет охомутать: от справного двора — больше прибытку.
Дворяне роптали, ждали своего часа…
Какое-то время метель все бушевала над неоглядным полем, а затем стала полегоньку убаюкиваться.
— Слава тебе, Господи! — истово произнесла Сусанна.
— Дорогу-то совсем замело. Наугад худо трогаться, — посетовал Оська.
— Худо, — кивнула Сусанна. — Но коль метель совсем стихнет, наугад не поедем.
— Это как же, матушка? — спросил Ванятка.
— Узришь, сынок. Не замерз?
— Не замерз, матушка… Добро, день без мороза.
— То — спасенье наше.
Улеглась завируха, утихомирилась, и у всех на душе полегчало. Даже Буланка весело заржала.
Сусанна оглядела окрест и вновь перекрестилась.
— Когда ехали по дороге, лес, что виднелся в двух верстах, был от нас вправо. Вдоль него и тронемся.
— Тяжко по сугробам-то. Вытянет ли лошаденка?
Сани были нагружены домашним скарбом.
— Буланка у нас разумная. Ночи ждать да околевать не захочет. Ну, пошла, милая! Пошла!
Лошадь рванула постромки и потихоньку да помаленьку потянула за собой сани. А перед самым вечером Буланка прибилась к неведомому сельцу.
Глава 2
ФЕДОР ГОДУНОВ
Припозднился к трапезе Федор Иванович: унимал в подклете холопов, кои так разгалделись, что в брусяных покоях огонек негасимой лампадки затрепетал.
«Эк расшумелись, неслухи. Никак Еремка драку затеял. Бузотер!»
Сунул плетку за голенище сафьянового сапога — и в подклет[12]. Так и есть. Еремка, рослый, рябоватый детина, волтузил увесистым кулаком молодого холопа Миньку.
Федор Иванович ожег детину плеткой.
— Чего кулаками сучишь?
— Малахай у меня своровал!
— Доглядчики есть?
Еремка повел желудевыми глазами по лицам холопов, но те пожимали плечами.
— А у тебя, Минька, шапка была?
Минька, холоп лет двадцати, с рыжеватым усом и оттопыренными ушами, вытирая ладонью кровь с разбитых губ, деловито изрек:
— Да как же без шапки, барин? Износу денет. Да вот она.
Глянул Федор Иванович на Минькин малахай и усмешливо хмыкнул. Облезлый, драный, передранный, вот-вот на глазах развалится.
— Да, Минька. Ты бы его и вовсе не напяливал. Псу под хвост.
Вновь огрел Еремку плеткой.
— Без доглядчиков кулаками не маши. И чтоб боле никакого гвалту!
Вернулся Федор Иванович в покои, и вдруг его осенило: Минька не зря малахай своровал. У Еремки — теплый, на заячьем меху. А вот Минька давно на сторону зыркает. Никак в бега норовит податься. Барин, вишь ли, ему не угоден. Поди, в Дикое Поле воровской душонкой нацелился. К казакам ныне многие бегут, языками чешут:
— Невмоготу худородным служить. Голодом морят!
«Худородным». Вот и они с братом Дмитрием оказались худородными. А всё — царь Иван Грозный. Составил «тысячу лучших слуг», а Годуновых в стобцы[13] не внес. Все заслуги забыл[14].
Был Федор Иванович коренаст, чернокудр и кривоглаз; торопок и непоседлив, кичлив и заносчив. О себе в Воеводской избе похвалялся:
— Род наш не из последних. Прадед мой, Иван Годун, при великом князе ходил. В роду же нашем — Сабуровы да Вельяминовы. Всей Руси ведомы. И Годуны и сродники мои в боярах сидели.
А костромские бояре хихикали:
— Энто, какие Годуны? Те, что ныне тараканьей вотчинкой кормятся? Было, да былью поросло. Годунам ныне ни чинов, ни воеводств. Тебе ли перед нами чваниться, Федька Кривой!
Вскакивал с лавки, лез в свару. Обидно! И за оскудение рода, и за бедную вотчинку, и за прозвище.
Степенный брат Дмитрий охолаживал:
— Остынь, Федор. Чего уж теперь. Кулаками боярам не докажешь, утихомирься.
Но Федор мало внимал словам брата; стоило ему появиться в Воеводской — и новая стычка. Дерзил, гремел посохом…
В покои вошел приказчик, перекрестился на киот, доложил:
— Чужие люди в сельце, батюшка Федор Иваныч.
— Кто, на ночь глядя?
— На санях прибыли. Мужик с бабой да паренек. Никак к другому барину подались, да в метель с дороги сбились.
Федор Иванович оживился:
— Добрая весть, Рыкуня. Бабу — к сенным девкам, а мужика с парнюком — в подклет. Утром толковать буду.
Утром, зорко оглядев путников, строго спросил:
— Не в бега?
— Побойся Бога, барин. Юрьев день. От дворянина Кутыгова сошли.
— И куда путь держите?
Оська замялся. Он, по совету Сусанны, помышлял ехать в одну из вотчин князей Шуйских, коя находились на Ярославской земле. Вотчина, чу, богатая, голодовать не доведется. Но худородному дворянину Годунову (мужик уже кое-что проведал у холопов) о том лучше не сказывать, один Бог ведает, что в его башку втемяшится.
— Дык… пока сами не ведаем. Набредем на добрую вотчину, там и удачу будем пытать.
— Хитришь, мужичок. Всё-то ты ведаешь.
Федор Иванович глянул на бабу. Кровь с молоком. Но бабу пытать — воду в ступе толочь. Издревле повелось: коль мужик что изрек, из бабы дубиной не выбьешь.
Годунов неторопко прошелся по покоям, а затем на округлом лице его с кучерявой окладистой бородой застыла улыбка.
— Никак, не снедали?
— Не успели, барин.
— Ну, тогда поступим по русскому обычаю: напои, накорми, затем вестей расспроси… Фалей! Укажи подавать на стол. Питий и яств не жалеть!
Замыслов Валерий — известный писатель, автор исторических романов. В первой книге "Иван Болотников" рассказывается о юности героя, его бегстве на Дон, борьбе с татарами и походе на Волгу. На фоне исторически достоверной картины жизни на Руси показано формирование Ивана Болотникова как будущего предводителя крестьянской войны (1606–1607 гг.).
Эта книга писателя Валерия Замыслова является завершающей частью исторического романа об Иване Болотникове.
В романе «Горький хлеб» В. Замыслов рассказывает о юности Ивана Болотникова.Автор убедительно показывает, как условия подневольной жизни выковывали характер крестьянского вождя, которому в будущем суждено было потрясти самые устои феодально‑крепостнического государства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Валерия Замыслова «Ярослав Мудрый» состоит из двух томов: «Русь языческая» и «Великий князь». Книга написана в художественном стиле, что позволяет легче и быстрей запомнить исторические факты жизни людей Древней Руси. В своей книге В. Замыслов всесторонне отображает жизнь и деятельность Ярослава Мудрого и его окружения. Первый том называется «Русь языческая», он начинается с детства Ярослава, рассказывает о предках его: прабабке Ольге, деде Святославе, отце Владимире, матери Рогнеде. Валерий Замыслов подробно рассказывает о времени княжения Ярослава в Ростове, об укреплении города.
Начало XVII века вошло в историю России под названием Смутного времени. Прекратилось многовековое владычество династии Рюриковичей. Волна самозванства, народные восстания и нашествие иноземцев захлестнули могучую страну. Насилие стало почти социальной нормой. Распоясавшиеся от безнаказанности польские шляхтичи и казаки грабят богатые поместья, монастыри, городки, сея всюду смерть и разрушение. И вот посреди этого кровавого хаоса молодой княжич Василий Пожарский, возведенный Борисом Годуновым за смелость и находчивость в царские рынды, рискуя жизнью, спасает от поругания и смерти юную царевну Ксению..
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.