Иван Молодой. «Власть полынная» - [6]
Над Москвой слышался мерный перестук вальков. То девки, замочив в реке грубые холсты и устлав портами весь берег, дружно выстукивали их.
Тут же у спуска мужики, раз за разом ухая, опускали и поднимали деревянную бабу, вгоняли в землю сваи, готовили новый причал.
Свесив с телеги ноги в лаптях, мужик гнал лошадь к переправе. Телега тарахтела по плахам, а мужик весело вскрикивал и вертел кнутовищем.
Из Фроловских ворот вышел бородатый дьяк Фёдор Топорков в синем кафтане. Постоял, проводив очами телегу с мужиком, подумал: «Вон кому весело!» - и направился вдоль кремлёвской стены, переваривая в голове сочинённую Омелькой грамоту. Ладно получилось, не отвергли бы великий князь и Дума. И тут же Фёдор принялся гадать, отчего князь Иван Васильевич в Новгород послом шлёт его, дьяка, а не боярина Посольского приказа? Когда два лета назад в Крым посольство правили, дары богатые хану возили, то грамоту вручал думный боярин Пашута.
А в Новгород великий князь его, Фёдора, шлёт. Поди, посчитал, что новгородцам и дьяка достаточно.
Перешагнув через узкий сток для нечистот, Фёдор оказался на Арбате. Открыв калитку, прошёл на своё подворье. Гогоча, топталась гусиная стая, в луже купалась свинья с приплодом.
Из конюшни вывел коня седой Аким, взятый за долги в дворовые холопы. Увидев хозяина, поклонился.
В сенях Фёдор снял кафтан, повесил его на колок, вошёл в просторную комнату. Жена достала из печи горшок со щами, налила в глиняную миску. На выскобленную добела столешницу положила хлеб и деревянную ложку.
За едой дьяк по-обыденному сказал:
- Вскорости в Новгород отъеду, посольство править.
Поправляя на голове платок, жена ответила:
- Ты батюшка, и дома-то, на Москве, мене живёшь, чем в разъездах.
- Судьба моя такая, Варвара. Я дьяк приказа Посольского, и как великий князь повелит, так и еду, куда укажет. А Акиму скажи, чтоб сено по двору подгрёб…
Когда по Арбату шёл, небо затягивали тучи. Где-то вдали блеснула молния, загремел гром. Дьяк потрусил рысцой. Успел до дождя в Посольский приказ попасть.
Омелька спал, склонившись на колченогий стол, похрапывал. Дьяк буркнул:
- Эко крепко спит, дуролом.
Толкнул писаря небрежно. Тот подхватился. Фёдор скривился:
- Чать, ополоумел… Ты, Омелька, грамоту обнови, на вины новгородцев налегай, пусть руку великого князя Московского чуют и за ум возьмутся.
Глава 3
Умирая, Василий Тёмный наделил своего старшего сына Ивана великим княжеством Московским. Под его властью оказались Владимир и Переяславль-Залесский, Коломна и Галич, Кострома и Юрьев, Устюг и Суздаль, Вятка и Нижний Новгород, Муром и Калуга да ещё некоторые другие.
Остальным же сыновьям, Юрию и Андрею Большому, Борису и Андрею Меньшому, досталось, к неудовольствию братьев, два-три малых городка.
Упреждая алчность братьев, Иван Третий и объявил сына Ивана Молодого великим князем. Отныне, говорил он, кто посмеет посягнуть на Московское княжество, которое начало шириться ещё со времён Даниила Александровича, сына Александра Невского!
В те годы князь Даниил присоединил к Москве Коломну и Можайск да землю Переславль-Залесскую.
А сегодня великому князю Ивану Васильевичу судьбой начертано силой брать города, какие замыслят отколоться от Руси.
О том государь часто задумывается и сына Ивана Молодого опорой своей видеть хочет…
Вот и ныне не от добра намерился великий князь слать грамоту в Новгород. Пора ему одуматься и не на Литву пялиться, а с Москвы очей не спускать.
Вздохнув, Иван Васильевич промолвил:
- В разум бы новгородцам взять, а они вишь чего вздумали. Собачатся именитые, а мастеровой люд в ответе…
Грамоту дьяк Фёдор состряпал умно и вины новгородцев не умалил. Ему послание Новгороду вручать, он, Топорков, человек достойный, бывал и в Речи Посполитой, и у хана крымского, даже у султана турецкого в Стамбуле.
Иван Третий потеребил русую бороду, вспомнил прошлый разговор с сыном. Ох как взъерепенятся бояре новгородские, слюной ядовитой будут изрыгать слова бранные. Как же, их, великомудрых, князья московские поучают. Особливо Иван Молодой! А кто он такой?
Неожиданно подумал: «А не послать ли в Новгород сына Ивана, дабы он наяву на гнев и спесь новгородцев поглядел?» Вспомнил, как в конце лета они с отцом, Василием Тёмным, изгнанные из Москвы Дмитрием Шемякой, попытались отыскать приют у новгородцев. Однако те их не приняли, а на вече люд кричал постыдное:
- Вон из Новгорода!
А ещё голоса раздавались:
- Лишить великого князя Московского жизни! Тогда-то и приняла их с отцом Тверь, а судьба свела московского княжича с тверской княжной Марией…
Ныне жизнь Марьи, Марьюшки, горькая, смерть рядышком с ней. И лекари бессильны. Уж кого только не привозили…
И теперь у великого князя мысли о жене с сыном переплетаются. Пошлёт он Ивана в Новгород, а вдруг случится беда с Марьей?
Задумался, горькое раздумье схватило. Но и держать при себе сына как можно? Коли он великим князем назван, дела государственные его ждут. Дожидаться смерти Марьи? Нет, он не вправе… По всему получалось, надо отправляться Ивану в Новгород. Самолично всё увидеть, с людом новгородским повстречаться, послушать его мысли, думки. Верил, не все в Новгороде против Москвы тянут, к Литве головы воротят. Пусть великий князь Иван на время своими ушами новгородцев послушает, своими очами на город поглядит.
