Иван III — государь всея Руси. Книги 4–5 - [259]

— Истинно, государь! — согласился Курицын. — Король Ганс данемаркский, союзник наш, зовет нас «врагами христианства», как и вороги наши свеи, ибо в душе своей он тоже наш ворог.

— А помнишь, Федор Василич, рымский папа, — добавил старый государь, — послал буллу Стен Стуру, когда тот начал с нами войну, что он отпустит все грехи тем, кто будет воевать против русских схизматиков.

— А Бог-то папе и не помог, — смеясь, заметил Курицын, — не успел он никому и единого греха простить, как мы свеев разбили.

Государь тоже рассмеялся и спросил:

— А что же Хильдорп-то в своем донесении пишет?

— Донесение сие, — ответил Курицын, писано по-немецки, и, ежели хочешь, государь, яз тобе его переведу.

— Любопытно, Федор Василич, — молвил государь, — любопытно послушать.

— Хильдорп доносит, — начал Курицын, — «Главный канцлер» — сиречь яз, — пояснил Курицын с усмешкой, — «сказал: мы хорошо разумеем вашу покорнейшую просьбу о том, чтобы отпустили мы ради доброго соседства послов от семидесяти трех городов и сорок девять немецких купцов, которых якобы невинно и противузаконно содержим мы в Новомгороде. Но нами дано было знать дерптскому послу Томасу Клару через наших наместников, что в Ревеле и других городах притесняют и грабят наших русских купцов и даже без нашего ведома казнят их смертью. А потому сообщил бы он, Хильдорп, семидесяти трем городам, что в Новомгороде случилось все по вине самих немецких купцов». Сам Хильдорп по сему поводу пишет: «На сие яз ответил, что мне неизвестно, когда и что случилось в Ревеле. Канцлер Курицын мне возразил: «Ты должен помнить, какой ты еще в прошлую зиму получил от нас ответ: «Князь-магистр без вины задержал у собя купцов русского государя с товарами, а вы бы обменялись с нами грамотами и били бы челом великому князю Ивану Васильевичу, и тогда уладятся все ваши дела. И такой же ответ был дан князю-магистру новгородским наместником Яковом Захарьичем в тот раз, когда князь-магистр посылал к великому князю Ивану Васильевичу просить об освобождении купцов с их товарами». Канцлер Курицын добавил: «Князь-магистр, посылая к нам, токмо и говорит: «Гиб, гиб! сиречь: давай, давай!» Но наш государь не видит никаких ваших забот о наших людях, поэтому великий князь дает такой ответ: «Если князь-магистр отпустит в его отчину, в Новгород, русских купцов, то и он, великий князь, намерен отпустить немецких купцов по чести и по дружбе». Долго я, Хильдорп, с канцлером вел переговоры и в заключение обратился от имени его милости князя-магистра с великою просьбою, чтобы отпустили купцов наших, оценив их имущество по справедливости. Канцлер на сие многими насмешливыми и надменными словами отвечал: «Великий князь будет вынужден искать своего права в Ревеле. Он намерен в конце сей осени быть в Новомгороде. Буде узнает, что его купцы с их товарами не освобождены и ревельцы силой их задерживают: то пошлет он в Ревель свою рать для их освобождения». Видя, что договориться мне не придется, — пишет Хильдорп, — я просил, чтобы великий князь, по крайней мере, приказал возвратить купцам их коморы на немецком дворе и чтобы все посылаемое задержанным купцам от их приятелей — деньги и принадлежащие двору безвредные предметы — доходило бы до немецких купцов, ибо в настоящее время посылки по неизвестным причинам не доходят. Наконец, я просил, чтобы наши купцы могли отлучаться в город со двора без приставов. На сие канцлер отвечал: «Все добро немцев принадлежит им, и они вправе его требовать. Великому князю оно не нужно!» Далее Хильдорп доносит: «Когда я прибыл в Новгород, то нашел посла и купцов в их коморах, на немецком дворе, и были им возвращены их постели, вся одежда, и все они здоровы».

— Да, Федор Василич, — смеясь, сказал государь, — добре мы с тобой тогда решили потребовать возвращения наших купцов, ведая уже, что един из трех купцов наших сварен живым в котле в Ревеле, а другой там же сожжен на огне. Вот и ныне будем ждать, когда они нам наших купцов возвратят, тогда и мы возвратим их сорок девять купцов…

Тринадцатого июня тысяча четыреста девяносто седьмого года прислал великий князь Александр посла своего, писаря Ивана Сапегу, челом бить, дабы тесть согласно договору, оказал ему помощь против турок и татар, которые намереваются напасть на литовские владения, и с жалобами на пограничные наезды князя Димитрия Воротынского-Одоевского. Иван Васильевич посла не принял, а выслал к нему для разговора дьяка Курицына.

Посол передал от имени своего государя, князя Александра, грамоту, сказав:

— Ведомо тобе, цо между нами в докончанье записано: быть тобе с нами на всякого нашего неприятеля и на поганство заодин.

На этот вопрос дьяк Курицын ответил вопросом:

— А против какого поганства помощи у нас князь великий Александр просит?

Сапега отвечал:

— Пришла в Литву к государю весть, цо турки идут на государя нашего землю, а сказывают, цо конных перевезлось через Дунай шестьдесят тысяч, а иные в кораблях и в катаргах многие люди пришли в Белгород. Также и татары перекопские или ордынские, одинаково начнут им же пособлять. Наш государь хочет идти против них с братом своим Ян-Альбрехтом, а угорскому королю идти на подмогу нельзя, он взял с турками перемирие на шесть годин, но послал он Польше на помочь одиннадцать тысяч рати: семь тысяч угров и четыре тысячи чехов.