Иван III - [81]

Как только Иван Васильевич поцеловал крест на договоре, то велел послам выступить в другую горницу и выслал к ним князя Патрикеева с боярами. Бояре говорили послам о том, чтоб великий князь Александр дал утвержденную грамоту о держании Еленою Ивановной греческого закона, и при этом велели прочесть пред послами образец такой грамоты; она была следующего содержания: «Мы, Александр (титул) дали есмы этот лист брату моему и тестю Иоанну Государю всея Руси (титул) на то, что за меня дал свою дочерь Елену, и нам его дочери не нудить к римскому закону, держати ей греческий закон». Выслушав грамоту, послы сказали: «такую грамоту наш государь даст за своей печатью». Список с этой грамоты они взяли себе. В воскресенье на масляное заговенье был послам официальный обед у великого князя, – здесь их дарили «сватовства деля» от великого князя, великой княгини и невесты. После пира послов угощали (поили) на их подворье; а на другой день великий князь послал к ним поминки против их поминок, «да что и свыше надавал». 11 февраля послам был дан отпуск, а 12 они поехали в Литву.

9 марта отправилось из Москвы в Литву посольство, с громадной свитой; оно ехало как для присутствия при целовании креста Александром на договор о мире, так и по случаю сватовства. Послы должны были говорить от Ивана Васильевича Александру: «мы, с Божией волей, свою дочь даем за тебя и обручали ее с тобою твоими послами. Мы здесь твоим послам велели говорить о греческом законе, и послы сказали, что держать нашей дочери греческий закон и от тебя ей в том неволи не будет; да послы взли и список какую тебе дать грамоту о греческом законе за своею печатью и ты бы дал ее нам». Московским послам было наказано говорить накрепко, чтобы великий князь Александр дал такую грамоту слово в слово по списку; а если великий князь крепко не захочет давать грамоты, то об ней не стоять, а утвердить его речьми, чтобы крепкое слово молвил, что неволи в вере Елене Ивановнене будет. А начнут боярам говорити о сроке, когда по княжну приезжать, то назначать срок не ранее Петрова (29 июня) или Ильина (20 июля) дни, а если захотят позднее, то на их воле.

По дороге в Литву везде бояр встречали с почетом и угощали; еще больший почет был им оказан в Вильне. Когда бояре проговорили речи о сватовстве, то им без всяких разговоров подали грамоту о греческом законе. Но, прочитав грамоту, бояре отказались ее принять, по тому случаю, что в ней не была проставлена строчка против московского списка: «а коли похочет своей волею приступить к нашему римскому закону, ино ей в том воля». О крепком слове, которым можно было ограничиться, они уже не упоминали. На отпуске этих послов великий князь Александр, отступив немного от своего места, давал руку боярам и говорил: «мы брату и тестюнашему дякуем за то, что он хочет с нами жить в кровном связанье и вечной приязни». После же его слов бывший послом о мире и сватовстве пан Петр Янович, воеводв троцкий, говорил: «наш государь по желанию вашего давал вам лист о греческом законе и вы его не хотели взять, и поэтому наш государь пошлет до вашего своих послов об этом деле и о других». С этим отказом бояре 30 апреля поехали а Москву. Их провожали по-прежнему; но после этого посольства пересылка о сватовстве на время прекратилась, и обещанное посольство не являлось слишком три месяца. Из Москвы не заговаривалм об этом деле и пересылки между правительствами шли о делах служебных князей (Было два посольства: из Литвы о князе Мезецком и из Москвы о княгине бельской. Посольство о князе Мезецком действительно было в октябре). Наконец 13 августа приехал из Литвы посол Лютавор Хребтович. В речах к великому князю он благодарил по-прежнему от имени своего государя за то, что Иван Васильевич дает за него свою дочь и потом прибавлял, что великий князь Александр давал боярам грамоту по тому, как той грамоты следовало быть; но они ее не взяли. Лютавор представил и список грамоты. Об том же говорил Лютавор и боярам, которые в последний раз были послами в Литве. Когда дело дошло до переговоров с боярами, то последние прямо объявили: «паны послы, Петр и Станислав, обещались, что великий князь Александр даст требуемую грамоту слово в слово против списка, так от чего же он теперь ее не дает?» Лютавор отвечал: «что мне наказал мой государь, то я и говорил великому князю, а больше мне ничего не наказано». На этот ответ бояре сказали: «великий князь согласился дать свою дочь за вашего государя, емли он даст грамоту о греческом законе, какую видели сами паны-послы; но когда великий князь Александр такой грамоты не дает, то и нашему государю нельзя за него дать своей дочери; и то дело не мы рушим, а рушит его великий князь Александр».

После этих переговоров Лютавор был приглашен на обед к великому князю Василию Ивановичу, и после обеда сказал своему приставу, что ему нужно видеться с боярином Дмитрием Володимировичем и дьяками; по этому он был приглашен прибыть для разговоров на следующий день. Теперь Лютавор говорил: «Пане Дмитрие! вчера ты нам говорил от своего государя: так что же ваш государь? не хочет брать таковой грамоты, какую мы давали и того деля не хочет дать своей дочери за нашего государя? А наш государь прислал с нами и другие речи: да ему казалось, что прежней грамоты бояре не взяли ради спора; а то что строка о римском законе вставлена в той грамоте, так он чаял, что ваш государь ту строку полюбит. Вы же не думайте, что я говорил, что наш государь не даст такой грамоты, какой вы требуете; такого дела я не могу на себя взять, потому что мне того не показано. По моему же разуму кажется, что если ваш государь накажет о той грамоте со мною, то наш государь пришлет ее и строчку о римском законе велит выкинуть, потому что неужели из-за строчки между государями свойству не быть, да и наш государь во всем полагается на вашего». После такой речи Лютавору дан был образцовый список грамоты о греческом законе и бояре сказали: «прежде бояр с панами говорили о сроке, когда приезжать за княжной, да тогда дело о грамоте не свелось, так и о сроке конца не уложили: а теперь бы князь великий Александр прислал ту грамоту не мешкая, и с кем ту грамоту пришлет, то с тем бы и о сроке наказал, чтобы нам было ведомо».