Иван Грозный - [20]

Около ста тысяч русских пленников, томившихся в тяжелом рабстве, получили свободу. Весть о победе над Казанским ханством, означавшей прекращение кровавых набегов, быстро разнеслась по всей стране и вызвала всенародную радость. Вскоре Москва встречала победителей. В честь этой победы государь приказал выстроить храм, который в 1555–1561 гг. возвели русские мастера Барма и Постник. Это блестящее произведение искусства – Покровский собор «на рву», или храм Василия Блаженного в Москве. «…Позвонеся великий град Москва, – сообщает об этом современник, – и изыдоша на посад… все множество бесчисленное народа московского, послы же и купцы такоже дивяхуся глаголюще, яко несть мы видели ни в коих же царствах, ни в своих ни в чюжих… таковыя красоты и силы и славы великия». Со взятием Казани сопротивление татарского народа не прекратилось. Царскому правительству понадобилось еще не меньше пяти лет, чтобы подчинить население своей власти.

Затем последовало присоединение Башкирии, а в 1556 г. – и Астрахани.

В Астрахани, так же как и в Казани, отсутствовало единство среди феодалов. Одни тяготели к Москве; сторонник Москвы князь Исмаил, например, говорил: «Если мне воевать с Москвою, то и самому мне ходить нагому, да и мертвым не на что будет саванов шить». Другие, во главе с ханом Дервиш-Али, выступали за союз с крымским ханом. Они перебили сторонников Москвы и выгнали из Астрахани русского посла. В ответ на это Иван Грозный направил к Астрахани стрельцов и казаков. Астрахань взяли без серьезного сражения. В скором времени и орда Больших Ногаев, кочевавшая в заволжских степях, признала вассальную зависимость от Московского государства. Россия стала господствовать на всем протяжении Волги.

Этот огромный успех молодого Российского государства имел очень важные политические и экономические последствия. Он дал возможность освоения новых земель и развития торговых связей со странами Востока; открывал путь к продвижению за Урал; усиливал влияние России на Северном Кавказе; позволял перевести значительные воинские контингенты на другие направления.

Болезнь царя. Расхождения с Избранной радой

Эпоха реформ породила особый и притом распространенный тип «воинника – администратора – дипломата». По выражению князя А. Курбского, мужей разумных и совершенных, предобрых и храбрых, «в военных и земских вещах по всему искусных». Блестящие полководцы, «искусные в советах и управлении» князья А. Б. Горбатый-Шуйский, М. И. Воротынский, Д. И. Немой-Оболенский, М. П. Репнин, В. С. Серебряный; опытные администраторы, искусные дипломаты И. П. Федоров, князь Д. И. Курлятев, Д. Р. Романов-Юрьев, В. М. Юрьев и многие другие, кто по заслугам и великим трудам сделали удивительные карьеры на ниве управления. Их происхождение в лучшем случае не поднималось выше весьма скромного дворянского, а в других случаях уходило в «городское всенародство». Все это, так или иначе, приводило их к соперничеству, пускай и приглушенному в первые годы правления Ивана IV, со знатными родами и, в конечном счете, должно было выплеснуться наружу. И это произошло во время неожиданной тяжелой болезни, которая началась у Ивана Грозного после его возвращения в Москву из Казанского похода.

Вот что произошло в роковые дни царской болезни. Летопись сообщает, что «в среду 3 недели поста, марта 11, разболелся царь». В Царственной книге записано: «Грехов ради наших посетил Бог немощью нашего царя, и сбылось на нас Евангельское слово: “убьешь пастыря, разойдутся овцы”». Тут же сказано, что государь, поехав к Троице, велел боярам отправляться в Казанские земли и выделять участки для поместий. Действительно, источники скупы на свидетельства о причинах болезни. Сообщают, что Иван неожиданно заболел сильной горячкой. Лекари заявили, что болезнь царя неизлечима. По старому русскому обычаю тяжело больному царю прямо сказали, что он «труден», и государев дьяк Иван Михайлов «вспомянул государю о духовной». Царь повелел «духовную написать» и в ней завещал царство своему сыну, князю Дмитрию, родившемуся в день взятия Казани и бывшему еще «в пеленицах». Произошла коллизия. Дело в том, что, кроме царевича Дмитрия, в царской семье было еще два князя: родной брат царя Юрий Васильевич, который «умом не вышел», и его двоюродный брат Владимир Андреевич, сын удельного старицкого князя. Но, по московскому порядку, ни Юрий, ни Владимир не могли наследовать царю, так как Москва уже твердо держалась наследования по прямой нисходящей линии.

Государь приказал составить духовное завещание, по которому власть в государстве передавал грудному младенцу, сыну Дмитрию. Тотчас по составлении завещания Иван привел ко кресту «на царевичево княже-Дмитриево имя» бояр своей «ближней думы». На другой день, 12 марта 1553 г. «призвал государь бояр своих всех» и просил их присягнуть своему сыну. Однако из-за тяжелого состояния Ивана церемония присяги проходила не в его покоях, а в «передней избе» дворца. В эту минуту и произошло неожиданное для Грозного осложнение. Бояре при тяжелом больном устроили «брань великую и крик и шум велик». Позицию многих бояр, опасавшихся возврата к боярскому правлению, высказал близкий к царю окольничий Федор Адашев, отец любимца Ивана. Он заявил: «Тебе, государю, и сыну твоему мы усердствуем повиноваться, но не Захарьиным-Юрьевым, которые без сомнения будут властвовать в России именем младенца бессловесного. Вот что страшит нас! Мы уж от бояр до твоего (царя) возрасту беды видели многие», – подчеркнул он при этом. Не спешил присягать младенцу и двоюродный брат Ивана Владимир Андреевич. Он с гневом сказал боярину Воротынскому, укорявшему его в ослушании; «Смеешь ли ты браниться со мною?»: «Смею и драться, – ответил Воротынский, – по долгу усердного слуги моих и твоих государей, Ивана и Дмитрия; не я, но они повелевают тебе исполнить обязанность верного россиянина». То есть бояре, в том числе и члены «Избранной рады», проявляли больше заботы о своем будущем, чем преданности умирающему царю и его семье. Они понимали, что в этом случае управление перейдет в руки родных по матери – Захарьиных-Юрьевых, «а Захарьиным, Данилу с братией, нам не служивати». На стороне бояр, не желавших присягать Дмитрию, оказался и духовник царя Ивана Сильвестр. Он поддерживал дружеские отношения с семьей Старицких. В то время, когда бояре, присягнувшие царевичу Дмитрию, осуждали поведение Владимира Андреевича, священник с жаром стал его защищать. Он говорил боярам, что они «дерзают удалить брата от брата и злословят невинного, желающего лить слезы над болящим».