Иван Федоров - [55]
Но «хозяева жизни» в старой России, преследовавшие свободное печатное слово, старались оставить в тени имя первопечатника. Когда в 1870 году в связи с трехсотлетием введения книгопечатания возникла мысль поставить памятник Ивану Федорову, царское правительство отказало в средствах. Пришлось объявить сбор частных пожертвований. Деньги собирались в течение сорока лет! И в конце концов сооружение памятника попало в руки тех же самых «хозяев жизни».
Они старались сделать все возможное, чтобы пригладить и причесать под свою гребенку этого сильного и смелого человека; они пытались изобразить его чинным обывателем, хранителем «устоев» классового общества. Эти господа отвергли проект знаменитого русского скульптора Антокольского, насыщенный большой искренней правдой, реализмом, изображавший книгопечатника за работой в рабочем костюме, с засученными рукавами. Лучше всего об их отношении к такому проекту памятника рассказал сам Антокольский в своем письме:
«… Я получаю протокол, который ясно доказывает, что мой эскиз (памятника Ивану Федорову) был подвергнут экспертизе, и по совету знатоков было решено, что эскиз мой негоден, потому что я представил его как рабочего, между тем, как он был не только рабочий, но и высоконравственный человек, который много пострадал за преданность своему делу. Чорт бы их побрал. Точно рабочий не может быть весьма нравственным человеком! Точно это какой-то недостаток, что я представил его в минуту того труда, который он страстно любил и за который пострадал! Точно это недостаток, что поэта представляют, когда он творит, а полководца на поле битвы! Да я бы спросил у них: „Господа, каким образом можно в скульптуре, да еще в эскизе, показать высоконравственность?“ Затем идет дальше критика, касающаяся красоты линий, археологии, точно тут речь идет не об эскизе, а о полном творчестве…»
Отвергнув проект Антокольского, объявили новый конкурс. Если воздвигнутый, наконец, памятник оказался все же удачным, то это отнюдь не заслуга обывателей, сидевших в комиссии.
Пошлость учредителей памятника доходила до того, что они старались не столько об увековечении памяти Ивана Федорова, сколько о том, чтоб увековечить самих себя. При закладке памятника в 1907 году они заложили в фундамент его металлическую доску с надписью, которая дословно, за исключением дат и имен, подражала (в XX веке!) первопечатному послесловию: «Изволением отца и споспешением сына и совершением святого духа при благочестивейшем государе императоре Николае Александровиче в первопрестольном граде Москве подвиги и тщанием императорского археологического общества, председательницы оного графини П. С. Уваровой… создася памятник сей первому дела печатных книг мастеру…»
Сколько пошлости и неуважения к памяти книгопечатника надо было иметь, чтобы позволить себе его словами говорить о «подвигах и тщании» какой-то графини…
На торжество открытия памятника разослали именные билеты без права передачи и без права произнесения речей, как было специально оговорено в них.
И все же, сквозь все полицейские рогатки, сквозь всю ложь и обман либеральных устроителей торжества, прорвалось истинное слово правды о печатнике и о печати в царской России: на ленте одного из венков, возложенных на памятник, оказалась надпись: «Первому мученику русской печати».
Только с победой Октября, в Советской стране полностью сбылась мечта Ивана Федорова; произведения печати свободно размножаются, встречаются с любовью и почетом. И чем больше книг, газет и журналов печатается и распространяется по всей Советской земле, тем больше понимания, любви и уважения вызывает в каждом из нас имя Ивана Федорова, великого русского человека.
Приложения
Сия убо повесть изъявляет, откуда начася и како совершися друкарня сия.
Изволением отца и споспешением сына и свершением святого духа, повелением благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии и благословением преосвященного Макария, митрополита всея Руси друкарня сия составися в царствующем граде Москве, в лето 7071, в тридесятое лето государьства его. Сия же убо не туне начах поведати вам, но презелного ради озлобления часто случающегося нам не от самого того государя, но от многих начальник и священноначальник и учитель, которые на нас, зависти ради, многие ереси умышляли, хотячи благое во зло превратити и божие дело вконець погубити; якож обычай есть злонравных и ненаученых, и неискусных в разуме человек, ниже грамотическия хитрости навыкше, ниже духовного разума исполнени бывше, но туне и всуе слово зло пронесоша. Такова бо есть зависть и ненависть, сама себе наветующи, не разумеет, како ходит и о чем утверждается: сия убо нас от земли и отечества и от рода нашего изгна и в ины страны незнаемы пресели. Егда же оттуду семо преидохом и, по благодати богоначалного Исуса Христа господа нашего, хотящего судити вселенней в правду, восприяша нас любезно благочестивый государь Жикгимонт Август король Польский и великий князь Литовский, Руский, Пруский, Жемонтский, Мазовецкий и иных, с всеми паны рады своея. В тоже время с тщанием умоли государя волеможный пан Григорей Александровичь Ходкевича, пан Виленьский, гетман наивышший великого князьства Литовского, староста Городеньский и Могилевский, прия нас любезно к своей благоутешней любви, и упокоеваше нас немало время, и всякими потребами телесными удовляше нас; еще же и сие недоволно ему бе, еже тако устроити нас, но и весь немалу дарова ми на упокоение мое. Нам же, работающим по воле господа нашего Исуса Христа и слово его по вселенней рассевающе, егда же приити ему в глубоку старость, и начасте главе его болезнию одержиме бывати, повеле нам работания сего престати и художьство рук наших нивочтоже положите, и в веси земледеланием житие мира сего препровождати: еже неудобно ми бе ралом, ниже семен сеянием, время живота своего сокращати; но имам убо вместо рала художьство наручных дел осуды, вместо же житных семен духовная семена по вселенней рассевати, и всем по чину раздавати духовную сию пищу. Наипаче же убояхся истязания владыки моего Христа, непрестанно вопиюща ко мне: лукавый рабе и лениве, почто не вда сребра моего торжником, и аз пришед взял бых свое с лихвою. И когда убо на уединении в себе прихождах, и множицею слезами моими постелю мою омочах, вся сия размышляя в сердцы своем, да бых не сокрыл в земли таланта, от бога дарованного ми, и тужащу ми духом сия глаголах: егда в веки отринет господь и не приложит благоволити паки, или до конца милость свою отсечет, по примчи смоковничного неплодствия, яко всуе землю упражняющу. И сего ради понудихся ити оттуду и в путь шествующу ми, многи скорби и беды обретоша мя, не точию долготы ради путного шествия, но и презелному поветрею дышущу и путь шествия моего стесняющу и, просто рещи, вся злая и злых злее. И тако, промыслом божия человеколюбия, до богоспасаемого града нарицаемого Лвова приидох, и вся, яже на пути случаящамися нивочтоже вменяя, да Христа моего приобрящу, вся яже зде, сну подобна и сени, преходят бо; яко же бо дым на воздусе благая и злая расходятся. Яко апостол хвалится в скорбех, занеже скорбь терпение содевает, терпение же упование, упованием не посрамит, почто, занеже любовь божия возгореся в сердцы моем духом святым, данным ми, и рассудившу ми се, и когда вселшумися в преименитом граде Лвове, яко по стопам ходяще топтаным некоего богоизбранна мужа, начах глаголати в себе молитву сию: господи вседержителю, боже вечный и безначалный, иже благости ради единыя, приведый от небытия в бытие всяческая, словом своим вседетелным, духом уст своих срасленым, иже и промышляя присно, и содержа, износя по числу тварь свою и по имени взывая; июе в последняя лета, неизреченныя ради милости твоея, падшее наше естество возвел еси, схожением единородного сына твоего господа нашего Исуса Христа, иже и предасться за прегрешения наша, и воскрес оправдания ради нашего, его же язвою исцелехом: по благоволению хотения твоего и в похвалу славы благодати твоея, предже нарече нас в усынение Ис. Христом в тебе в еже быти нам святом и непорочном пред тобою в любви, поведая нам тайну воля своея, еже быти нам исперва некое от созданий твоих. Укрепи, боже, се еже содела в нас, неизвещенною глубиною судеб твоих, християном даталю истиныя премудрости: вразуми мя и испытаю закон твой, и не отими от уст моих словесе истинна дозела, ради братий моих и ближених моих. Услыши молитву мою, господи, и моление мое внуши: слез моих не премолчи, яко преселник аз от тебя и пришлець, яко же вси отцы мои. Ослаби ми от страстей моих, да полещу деянием и почию видением и смирением: ты убо, о владыко, и прежде множицею отпустил еси нечестие сердца моего, молитвами святых твоих, от века угодивших ти, и ныне служащих ти, преподобием и правдою, аминь. И помолившумися, начах богоизбранное сие дело к устроению навершати, якобы богодохновенные догматы распространевати, и обтецах многащи богатых и благородных в мире, помощи прося от них и метание сотворяя коленом касаяся, и припадая на лицы земном, сердечно каплющими слезами моими ноги их омывах, и сие не единою, ни дващи, но и многащи сотворях, и в церкви священнику всем в слух поведати повелех: не испросих умиленными глаголы, ни умолих многослезным рыданием, не исходайствовах никоея милости иерейскими чинми, и плакахся прегоркими слезами, еже не обретох милующего, ниже помогающего, не точию же в руском народе, но ниже в греках милости обретох; но мали нецыи в иерейском чину, инии же неславнии в мире обретошася, помощь подающе. Не мню бо от избытка им сия творити, но якоже оная убогая вдовица от лишения своего две лепте ввергшия: вем убо, яко в нынешнем мире должная их к ним возвратится, в будущем же веце от богатодавца бога стократицею воздастся. Молю убо вас, не прогневайтеся на мя грешного, пишущу ми сия: не мните убо, яко от чрева глаголати ми, или писати. Весть бо всяк от начала прочитаяй вкратце списаную сию историю, како от его милости пана Григория Ходковича всякими потребами телесными, пищею и одеждею, удоволен бех, но вся сия нивочтоже вменях, не уповах на неправду и на восхыщение не желах, богатьства аще и много стекалося, не прилагах тамо сердца; но паче изволих всякие предиреченные скорби и беды претерпевати, да множае умножу слово божие и свидетелство Ис. Христово. Наше убо есть, еже с смиреномудрием просити и начинати, божие же еже миловати и совершати; того бо и царствию наследник быти надеюся, его же буди всем нам получити, благодатию и человеколюбием господа нашего Ис. Христа, ему же подобает слава, честь и покланяние, с отцем и с святым духом, ныне и в бесконечные веки, аминь.
Повесть для подростков о жизни и смерти отважного революционера, нигилиста, вожака «Народной расправы» Сергея Нечаева, опубликованная в журнале «Пионер» за 1928 год. Придавленный тяжелым каблуком «царя-освободителя, стонал в рабстве огромный стотридцатимиллионный народ, и Нечаев был одним из крохотной горсти мужественных людей, отдавших свой мощный ум, силу, ловкость и невероятную энергию на борьбу с царским строем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.