Иван Федоров - [43]

Для его послесловий (и этого, и в первопечатной книге 1564 года) характерны конкретность содержания, насыщенность яркими фактами, взятыми из самой жизни, изложенными сжато, но ясно и энергично. Этим своеобразным реализмом они выгодно отличаются от туманных и малосодержательных, но зато перегруженных церковной мистикой послесловий в книгах, появившихся в Москве после Ивана Федорова. Чтоб убедиться в этом, достаточно прочитать для сравнения, как типичный образец, послесловие из книги, напечатанной в 1587 году, уже при сыне Ивана IV, царе Федоре Ивановиче:

«Всяко даяние благо и всяк дар совершен, сходяй свыше от отца светом; свет же есть истинный Христос бог наш, иже сый сияние славы отча и образ ипостаси его, нося же всяческая глаголом силы своея, собою очищение грехов наших сотворив, и седе одесную престола величествия на высоких, и оттуду всем полезная подавая, и всякое исполнение исполняя, озаряя и просвещая всякого человека, грядущего в мир, якоже и сам рече: аз есмь свет миру и ходяй по мне не имать ходити во тме, но имать свет животный. Той свет истинный, слово божие и сын отечь, воссия молнию светолучныя благодати в сердцы благочестивого царя нашего и государя великого князя Феодора Ивановича, всея Русии самодержьца, дабы царство его исполнилося божественных книг печатных: и повелением его великого государя благочестивого царя, и благословением преосвященного Иова митрополита всея Русии начата бысть печатати в богохранимом и царствующем граде Москве…» и так до конца, все в том же духе. Ничего подобного нет в послесловиях Ивана Федорова.

Львовский «Апостол» Ивана Федорова был отпечатан так же тонко и искусно, как и все его работы.

Шрифты для этой книги были изготовлены по формам (пунсонам или матрицам), привезенным из Москвы. Украшения также были из московской типографии. Даже рамка на гравюре Луки была московская, только самое изображение Луки было вырезано заново. Наконец, в львовском издании точно совпадали с первопечатным «Апостолом» начало и конец каждой страницы.

Кроме послесловия, львовское издание отличается от первопечатного красиво исполненным рисунком в конце книги. Левая сторона рисунка изображает герб города Львова; правая — книжный знак Ивана Федорова.

Соединенный книгопечатный герб Ивана Федорова и города Львова.

Что хотел выразить первопечатник своим книжным знаком или гербом? Одни находят в нем подражание книжному знаку Альда Мануция, который изобразил дельфина и якорь: с дельфином будто бы сходна изогнутая полоса в гербе Федорова, а с якорем — венчающий ее наконечник стрелы; другие видят в изогнутой полосе извив реки, а в стреле — угольник, необходимое орудие при изготовлении букв.

Изображение реки, по мнению некоторых толкователей, должно было напоминать древнее русское изречение: «Книги суть реки, напояющие вселенную…» А угольник мог служить эмблемой типографского искусства или в качестве стрелы указывать на его назначение — широко распространять просвещение.

Сам Федоров не оставил толкования своего книжного знака. Во всяком случае, появление его в книге, изданной Федоровым в собственной типографии, говорит о стремлении Федорова определить, подчеркнуть и сохранить свое самостоятельное лицо, как книгопечатника.

Этот герб появляется и в его последующих работах, с его именем и со словами: «Печатник из Москвы».

Иван Федоров был редкий мастер, художник книгопечатного дела и мог бы, конечно, извлечь из него большие личные выгоды, если бы взялся вместо русских книг печатать польские, если бы поставил свое печатное искусство на службу панам. Как раз в это время он мог наблюдать, как процветает в Польше ловкий деляга типографщик Шарфенберг, который сумел сделаться типографом королевской канцелярии, получить кучу привилегий, даже освободиться от обычной подсудности городским властям.

Но все эти блага не прельщали Ивана Федорова, он был и оставался до конца своей жизни русским печатником — Impressor Ruthenus, как именовал он себя в официальных бумагах и документах. При этом он вовсе не был узким сектантом, ограниченным человеком. Он быстро приспособился к новым условиям; в своих книгах не стеснялся употреблять слова, взятые из польского, свою типографию он уже называет друкарней; он принял (впоследствии) заказ польского правительства на отливку пушки, когда Польша заключила мир с Россией. Но свое книгопечатное дело он никогда не ставил на службу никому, кроме своего народа.

Книга была отпечатана. Надо было браться за новую работу. Чтобы выбиться из нужды, теснившей со всех сторон, приходилось упорно и беспрерывно трудиться. Надо было вновь доставать бумагу и печатать новые книги. Средства на это можно было выручить от продажи первой книги львовской типографии. Но книги не продаются так быстро. Нужно время, чтоб их распространить. Нужно терпеливо ждать, пока они снова превратятся в деньги. Но Федоров не мог позволить себе роскошь бездейственного ожидания. Ему нужны деньги немедленно, чтобы приобрести материалы и начать работу снова. Он обращается к ростовщикам. Теперь дело уже внушает доверие настолько, чтобы ссудить ему деньги под ростовщические проценты: в крайнем случае, всегда ведь можно забрать за долги книги и типографское имущество.