Ив Сен-Лоран - [18]

Он также появлялся каждый четверг у Мари-Луизы Буске[92], одной из последних женщин — хозяек собственного салона, где бывали Лиза Дин[93], герцогиня де Ларошфуко и Мари-Лор де Ноай. Прошли годы, и вот бывшая любовница писателя Анри де Ренье[94], которая принимала раньше академиков и литераторов в своей квартире на улице Буасьер, теперь открыла свои двери куда более пестрому обществу café society. Она определяла тогда парижскую жизнь. «Кто пойдет в гости к женщине не юной, не красивой, не богатой? Весь мир стремится к ней, потому что она умна», — признавалась писательница Вайолет Трефузис, которую несчастные любовные отношения с Витой Сэквилл-Уэст[95] заставили отдалиться от женщин.

В нескольких шагах от редакции журнала Vogue, на площади Пале-Бурбон, корреспондентка журнала Harper’s Bazaar принимала гостей в очаровательной квартире, обставленной в стиле XVIII века.

Здесь всегда была возможность встретиться с кем-нибудь важным в одной из маленьких комнат анфилады: с критиком, декоратором, человеком театра… Здесь не обязательно вести себя невинно. Здесь люди «появлялись», «проходили мимо», как это делали Сесил Битон, Жюльен Грин[96], Жан Кокто, Бернар Бюффе[97], в сопровождении Пьера Берже, ментора его славы.

На таких «четвергах Мари-Луизы», где люди смотрелись в «зеркало Парижа, известное до самого Техаса»[98], создавались прославленные карьеры в мире искусства и моды. Некрасивая и сморщенная как чернослив, эта старая дама была необычайно умна, она поднимала глаза на Юбера де Живанши и говорила, опираясь на палку: «Приветствую вас, вы будущее французской моды…»

Мишель де Брюнофф дал Сен-Лорану единственный совет: «Получите аттестат зрелости». Ему надо было возвратиться в Оран и стать обычным лицеистом. «Только избранным душам, людям с огромной внутренней силой позволено покинуть домашний кров, чтобы броситься на гладиаторскую арену Парижа», — писал Бальзак в романе «Утраченные иллюзии».

Ив сел в самолет с чувством смирения, оно всегда помогает жаждущим славы уйти в тень, чтобы позже выигрышно появиться. В течение недель, отделявших его возвращение от даты экзамена, он еще больше работал, запершись у себя в комнате и постоянно рисуя кумиров, которые завладели его воображением. «Однажды школьный цензор стремительно вошел в класс и похвалил Ива, заметив, что он обладает необычайной одаренностью к рисунку и дизайну моды. Мы слушали его, слегка удивленные: то будущее, которое прочили однокласснику, показалось нам расплывчатым, но все же вызывающим зависть. Впервые о нем говорили вслух, и, мне думается, что это было помимо его желания. Скорее всего, годы, проведенные им в лицее Ламорисьер, не были для него лучшими моментами жизни…» Это искреннее свидетельство принадлежит его соседу по парте, Этьену Тиффу, позже он стал профессором латинского языка в департаменте лингвистики и филологии в Университете Монреаля.

Ив Сен-Лоран, разумеется, не появлялся на спортивных мероприятиях каждый четверг на стадионе «Мажента»; игнорировал воскресные встречи в «Клиши», в кафе лицея Ламорисьер, где перемывались новости, где встречались ученики, объединенные мужской дружбой вокруг футбола и голов SBA, футбольной команды из Сиди-бель-Аббеса, города-штаба Иностранного легиона. Он не участвовал ни в горячих партиях в карты в дортуарах интерната, ни в драках подушками, ни в походах в лавки, когда надзиратель спал в своей комнатенке. Он был приходящим учеником, уходил домой тогда, когда другие бежали в столовую, или же вечером, когда они неохотно шли в класс на продленку. «Он был простым парнем, замкнутым, не очень идущим на контакт», — вспоминал о нем один ученик.

Ив не имел привычки «жульничать» в школе и с домашними заданиями, как его сестры, и все же он остался на второй год. В июне 1953 года он был оставлен на дополнительное вечернее занятие Ивом Вье-Лесажем, профессором философии, с которым контакт сразу не заладился: «Этот мальчик искренне ненавидел меня! Он никогда не получал больше чем четверку или пятерку из двадцати баллов. Он был интровертом. У него не было никаких отношений с товарищами по классу», — вспоминал этот поклонник Декарта, некогда выпускник Артиллерийской школы Фонтенбло, «лейтенант запаса с двумя нашивками».

В 1953–1954 учебном году в классе Ива преподавал профессор Жан Коэн. Бывший лицеист в роговых очках (которого исключили из лицея в 1942 году, в момент отмены декрета Кремьё) давал ученикам менее традиционный курс обучения: «Своим ученикам я рассказывал о Сартре…» За это он получил предупреждение дирекции. В компании нескольких интеллектуалов, таких как Поль Бенишу, он основал небольшую группу единомышленников, чтобы бороться с обществом, которое он воспринимал как «общество презрения». Его терпимость не мешала ему одергивать во время урока ученика по имени Ив Матьё-Сен-Лоран: «Я не выносил, если ученик отворачивал голову. Он ничего не записывал. Я подошел к нему. Он рисовал женские платья! Я сказал ему: „Как вы можете заниматься такими пустяками на уроке философии?“ Он покраснел. С тех пор я его больше не видел. Только потом, еще один раз, через десять лет… Он снова покраснел при встрече…»