Итоги, 2013 № 03 - [27]

Единственная возможность наказать фальсификаторов — привлечь их к ответственности по экономическим статьям: за мошенничество или подделку товарного знака. Но «мягкая» часть этих статей предусматривает административный штраф. Заплатив его, в принципе можно хоть завтра начинать дело по новой. «В нашей практике был случай, когда одна компания имела нелегальный цех по производству таблеток. Их схватили за руку, прошло два года, и они опять вернулись в свой грязный бизнес. Только стали действовать с учетом полученного опыта», — рассказывает специалист по борьбе с контрафактом одной из компаний. «Чтобы в этой сфере наступила серьезная ответственность, необходимо доказать наличие группы, объединенной преступным умыслом», — говорит заместитель начальника управления по борьбе с экономической преступностью в сфере сельского хозяйства и промышленности ГУЭБиПК МВД Олег Черсков. Конечно, фальсификатор никогда не действует один: произвести таблетку — полдела. Ее надо продать, причем в промышленных масштабах: минимальная партия фальсификата, ради которой поддельщикам стоит ввязываться в дело, — 10 тысяч упаковок. «Обычно фальсификатор лекарств работает только под заказ, — говорит Евгений Кардаш. — Чтобы произвести, доставить и продать поддельный препарат, нужен целый преступный синдикат, в том числе и компания-дистрибьютор для поставки в легальную сеть».

Чтобы вбросить фальшивку на рынок, ее необходимо легализовать: снабдить необходимыми документами. Сначала копируются документы к конкретной серии, потом изготавливаются таблетки, подходящие под аналитическое досье. И здесь не обойтись без промышленного шпионажа. Кто-то должен иметь доступ и к арбитражным образцам препарата, хранящимся у производителя, и к документам. На все требуется время, поэтому фальсификат обычно выходит на рынок на шесть — восемь месяцев позже, чем настоящий препарат, и выпускается до тех пор, пока не истечет срок годности легального лекарства. Вот почему обращают особое внимание на препараты с истекающим сроком годности — у них выше вероятность фальсификации.

В этом бизнесе часто замешаны аптеки. Фальсификаты идут и на рынок госпитальных закупок. «Так было в ростовском деле — часть фальшивок шла прямиком в больницы, — рассказывает один из экспертов. — Это хуже всего. Купив в аптеке препарат и заподозрив неладное, потребитель может отдать его на проверку. А в стационаре, если имеет место сговор, все будет шито-крыто. Мы много раз предлагали установить входящий контроль для препаратов при госпитальных закупках. Представьте: если я получил сертификат где-нибудь в Новосибирске, где нет центра контроля качества препаратов, то в Хабаровске мне обязаны поверить только на основании этой бумажки. Но что такое бумажка при современном состоянии полиграфического дела...»

И дистрибьютор, и аптекарь обычно клянутся, что знать не знали о подделке. «Не верьте в эти сказки, — предостерегает эксперт по борьбе с контрафактом. — Добросовестный дистрибьютор должен отнести препараты на анализ, чтобы получить сертификат соответствия. Если аптека продает фальшак, то либо хозяин, либо конкретный провизор знает, что именно продает, откуда пришел товар и сколько он на этом заработает». Сейчас, найдя фальшивку в аптеке, продавца нельзя привлечь к ответственности, не доказав преступного умысла. Закрывая глаза на фальсификаты, он ни за что не отвечает. «В Европе в таких случаях аптекаря лишают лицензии, — говорит Олег Черсков. — Если бы у нас можно было это делать, у фальсификаторов возникла бы проблема со сбытом. Это уменьшило бы количество подделок в разы». Пока же в российских реалиях все участники преступной группы могут просто договориться «на берегу», что в случае поимки один из них возьмет всю вину на себя и заработает лишь административный штраф.

Еще одна возможность упечь фальсификаторов за решетку — доказать, что они нанесли ущерб больше, чем на полтора миллиона рублей. Впрочем, с этой проблемой дельцы теневого бизнеса и вовсе справляются в два счета. По информации сыщиков, они разбивают товар на небольшие партии, разбрасывают базы по разным цехам, чтобы усложнить схему. «Оперативная работа с фальсификаторами лекарств одна из самых трудных, — признается Черсков. — Россия единственная из стран СНГ, где есть соответствующее подразделение МВД, укомплектованное специалистами экспертного уровня». Но им приходится иметь дело с такими же продвинутыми преступниками. «В основном это люди, которые раньше были связаны с производством или продажами фармацевтической продукции, — говорит Черсков. — Они обладают серьезными технологическими познаниями, тщательно продумывают возможности сбыта, используют способы конспирации. Поэтому, расследуя дело, сыщикам надо обязательно дойти до производителя, как в ростовском деле. К слову сказать, только на подготовку этой операции у нас ушло около года».

Какая фальшь!

Работают ли сейчас на рынке фальсификатов легальные предприятия, выпускающие «левак» в третью смену? На этот счет бытуют разные мнения. «Таких случаев у нас нет в разработке, — говорит Черсков. — Но исключить это я тоже не могу». Сотрудник по борьбе с контрафактом одной из фармкомпаний уверен, что разговоры о «третьей смене» соответствуют действительности: «Наряду с успешными, прибыльными производствами есть такие, у которых дела идут плохо. Надо платить аренду, жалованье рабочим. И тогда начинаются поиски — на чем бы еще заработать. Если поступит выгодное предложение от теневых дельцов, руководитель производства может не устоять». Впрочем, Евгений Кардаш  все же сомневается в реальном существовании «третьей смены» на крупных предприятиях отрасли: «Чтобы произвести серию препарата, нужно минимум два-три дня. Значит, десятки человек будут посвящены в этот секрет. Трудно себе представить, что кто-то захочет рисковать дорогостоящим бизнесом». Можно, конечно, кивать на Брынцалова, которому подобные фокусы удавались в течение многих лет. Но, по мнению моих собеседников, у Брынцалова было влиятельное прикрытие. Не у всех в наличии столь мощный ресурс.