Итоги, 2012 № 25 - [18]

— Как к телекарьере отнесся ваш отец?

— Скептически. Журналистов он считал недостойными собеседниками и почти никогда не давал интервью. Даже когда в 1978 году получил Нобелевскую премию, спасался от прессы в Барвихе, в правительственном санатории. А я за него отдувался, должен был отвечать на все вопросы журналистской братии, а потом докладывать обо всем отцу. Но иногда журналисты все же пробирались к нему. Как-то я приехал в Барвиху и застал отца в парке на скамейке с одной очень эффектной дикторшей с Центрального телевидения. Когда я подошел, она заулыбалась: «Смотрите, какой у вас знаменитый сын». Отец ответил: «Это я знаменитый, а он только известный».

Название передачи предложила Ирина Александровна Железова, которая была старшим редактором всего отдела. Оно происходило из научно-популярного фильма, снятого Киевской студией. Название показалось привлекательным и закрепилось на долгие годы. Работа над программой меня увлекла. Очень много сил и времени ушло на овладение собой: надо было научиться держаться, думать и говорить перед камерой. В этом мне очень помогло терпеливое, полное веры в успех отношение моих коллег — профессионалов телевидения. Многие говорили мне: «Зачем вещи, которые известны любому кандидату наук, рассказывать устами великого академика или Нобелевского лауреата?» Может быть, кандидат что-то расскажет даже лучше, но магия личности является решающим фактором на телевидении. Иногда я и сам удивляюсь тому, как люди воспринимают телевидение. С моими родителями жила старушка Марья Сергеевна, помогала им по хозяйству, замечательно готовила. Как-то мы с ней вместе смотрели одну из моих первых передач. И вот она, сидя рядом со мной на диване, спрашивает: «Сергей Петрович, когда вы там говорите, вы же меня видите?» Думаю, что она была не одинока.

С самого начала мы отказались от написанного текста: хорошо продуманные тезисы и ясная голова — вот с чем нужно приходить в студию. Передача записывалась на видеомагнитофон; тогда не было современных возможностей видеомонтажа. В большинстве случаев надо было мгновенно включаться после показа очередного кинофрагмента и так же четко подводить к следующему. Иногда сигналом к тому, что через шесть секунд я закончу говорить, служил мой жест — я снимал очки. В других случаях я должен был точно уложиться в окно. Такие жесткие рамки заставляли очень дисциплинировать речь. Рекордным был случай, когда часть фильма была вынута из передачи и надо было срочно заполнить это место рассказом на семь минут восемь секунд. Я смог относительно складно говорить, не глядя на часы, и уложить рассказ в семь минут четырнадцать секунд!

— Наверняка крупных ученых заполучить было не так-то просто…

— Прошло немало времени, прежде чем наша деятельность начала получать признание в высоких научных кругах. Крупные ученые — а именно их участие для нас было принципиально важно — поняли, что от них ждут в передаче не отчета, не ликбеза, а дают возможность поделиться своими взглядами на мир и познание, поразмышлять о природе вещей, о перспективах науки. Причем шире, чем это возможно в их повседневной работе. Участие в передаче стало престижным делом. Расскажу о конкретной, но весьма поучительной истории. Это была прямая дискуссия между крупнейшими экономистами СССР и США, между двумя людьми, стоявшими в науке на разных идейных позициях. Все развивалось в течение трех дней летом 1977 года. Во вторник мне позвонил отец и пригласил на обед: «Будут Николай Николаевич Иноземцев и Василий Васильевич Леонтьев. Приходи, если тебе интересно». С академиком Иноземцевым, крупным российским экономистом и историком, я знаком не был, а с американским экономистом русского происхождения профессором Леонтьевым мне доводилось встречаться и в Москве, и в Нью-Йорке. В свое время он окончил Ленинградский университет, два года занимался планами материального баланса, после этого уехал в Германию, а с приходом к власти фашистов окончательно перебрался в Штаты. В США он стал лауреатом Нобелевской премии по экономике за разработку идеи материального баланса как инструмента исследования экономики. Жена Леонтьева была антисоветски настроена и в СССР, кажется, так ни разу и не приехала. А сам он приезжал в Советский Союз как гость Академии наук почти каждый год, хотя был эмигрантом и даже невозвращенцем. Во время обеда Василий Васильевич рассказывал про только что законченный доклад «Прогноз мирового экономического развития», подготовленный по заказу ООН. Эта крупная экономико-математическая работа представляла собой первую попытку глобального применения методов, разработанных Леонтьевым для описания экономики отдельных стран. Она заняла несколько лет и потребовала около трех миллионов долларов.

А я смотрел на Василия Васильевича и думал, что хорошо бы сделать с ним передачу, и в конце концов спросил Иноземцева, очень аккуратно: «Может, пригласить Леонтьева для участия в нашей передаче?» Николаю Николаевичу мысль понравилась: «Интересная идея». — «А вы бы приняли участие в таком разговоре?» — «Это надо согласовать». Это он, член президиума АН и советник Брежнева, говорит, что надо согласовывать! «А с кем?» — спрашиваю. «Ну хотя бы с Лапиным». Лапин был главным телевизионным начальником.