Итоги, 2012 № 16 - [7]

— Известен евангельский афоризм «Богу — Богово, кесарю — кесарево». Где, на ваш взгляд, проходит грань между «боговым» и «кесаревым» в России?

— Прописанное в нашей Конституции отделение религиозных объединений от государства означает то, и только то, что религиозные объединения не являются органами власти, а государство не несет на себе религиозной функции. Абсолютно не правы те, кто пытается толковать его по-советски, утверждая, что религиозные общины не должны высказываться на темы экономики, государственного устройства, жизни общества. А государственные чиновники должны чуть ли не обязываться к тому, чтобы не посещать богослужения и не говорить на религиозные темы. Если взглянуть на практику Западной Европы и США, то там советского понимания светскости нет даже близко.

— А когда церковные иерархи агитируют, прямым или косвенным образом, за одного из кандидатов в президенты, это ли не нарушение границы между «боговым» и «кесаревым»?

— Если вы имеете в виду недавние президентские выборы в России, то никакой агитации не было. Церковные деятели не призывали голосовать за кого бы то ни было. А давать оценку действиям политиков они могут и должны.

Валерия Сычева

 

С другой стороны

Протодиакон Андрей Кураев: «Преуменьшать масштабы происходящего — не в интересах Церкви. Это очень серьезный кризис...»

 

— Отец Андрей, вы согласны с утверждением, что РПЦ сегодня подвергается целенаправленной атаке?

— Тут очень много факторов, начиная с личного. Любой человек или организация, которая будет предлагать людям моральные парадигмы, или, говоря словами одного из персонажей «Гарри Поттера», выбор между легким и правильным, обречены на то, что их постараются проигнорировать. Более того, человек всегда будет пытаться девальвировать источник такого рода предписаний. Это касается и писателей-классиков, и политиков, и ученых, и школьных учителей, да кого угодно. Так было всегда, и в этом смысле церковные проповедники не исключение.

Второе. Нынешние проблемы, как мне кажется, спровоцировал в том числе ряд серьезных просчетов со стороны церковных пиар-служб как во время выборной кампании, так и в последнее время.

Как человек церковный, думаю, что для нас важнее видеть причину происходящего в себе самих, а не где-то за океаном или в соседней галактике. Я очень люблю теорию заговора, но в данном случае, как мне кажется, она не работает.

— Так ли уж значим антиклерикальный настрой в обществе или все ограничивается Садовым кольцом?

— Когда я читаю лекции за пределами Москвы, то, если честно, нигде не получаю вопросов из той повестки дня, которая обсуждается на некоторых московских телеканалах и в Интернете. Но в приватных беседах с известными священниками я слышу, что напряжение имеется, что у людей есть огромное недоумение. Словом, информационные брызги из столицы туда все же долетают.

Считаю, что преуменьшать масштабы происходящего — не в интересах Церкви. Это очень серьезный кризис... Думаю, что он на десятилетия вперед. Происходит своего рода стигматизация сознания. Не в религиозном смысле, а в смысле современной психологии, когда в сознании возникает клишированная, устойчивая форма реакции на что-то. Чего я опасаюсь в данном случае? Когда у многих людей — не сейчас, с годами — обстоятельства жизни сложатся так, что их ангел-хранитель вложит в душу добрый совет: повернись в сторону Церкви, — этот импульс будет блокироваться этим самым клише. Мол, подожди, да они же там такие-сякие, вспомни весну 2012 года...

Я считаю, что Господь кого любит, того и наказует. Поэтому если Церковь сможет найти адекватные реакции, то мы из этого опыта выйдем обогатившимися.

— Едина ли РПЦ в отношении к происходящему?

— Конечно, в Церкви есть очень разные позиции и суждения по этому вопросу, причем на самых разных этажах церковной жизни.

— А собственно, что плохого в том, что РПЦ решила зафиксировать свой социальный и политический статус? Она уже достаточно настрадалась...

— Я же не против, чтобы Церковь могла присутствовать в самых разных сферах человеческой жизни. Церковь должна быть частью гражданского общества, ведь жизнь страны не может сводиться лишь к жизни чиновников и государства.

Церковь — один из институтов гражданского общества, и это нормальный, живой организм. Естественно, ее расспрашивают о разном, и она по-разному реагирует на различные ситуации.

Скажем, наша с вами беседа. Вполне возможно, кто-то из читателей вашего издания скажет: «Ну что такое, попы даже здесь!» Но ведь это произошло не потому, что я позвонил главному редактору и сказал: «Что-то вы давно у меня интервью не брали, срочно берите, не то я Путину или еще кому-нибудь пожалуюсь». Это произошло потому, что у людей есть запрос, есть интерес к Церкви. Надо просто адекватно на это реагировать. Но так уж получается, что мы часто «даем петуха».

И это естественно, потому что из двухтысячелетней истории нашей церковной службы мы только двадцать лет живем в условиях свободы совести, даже не диалога, а мультиполилога разных субкультур. Разные члены этого нового общества, в том числе гражданского, время от времени могут и ошибаться. И в этом смысле нам стоит признать собственную неидеальность, неопытность. Ведь у Церкви есть опыт построения монашеской жизни, молитвенной, духовной, но нет опыта жизни в информационно-прозрачном социуме.