Итоги, 2012 № 05 - [9]

— Деда не превзойти. У него были две сыгранные команды. Резались с вечера до утра, и к концу игры, как правило, переругивались вусмерть. Тогда дед прогонял одну команду, выжидал недели две — больше не хватало силы воли — и приглашал другую. И все повторялось.

— И вот в такой атмосфере вы росли?

— Чем плохая атмосфера? Бабушка разговаривала по-французски, дед мог, когда надо, и на матерном, и на французском, образование позволяло — до революции он успел окончить юридический факультет Московского университета.

— Так вы, получается, из дворян?

— Может, и из дворян… Вот дед и бабушка, они точно оттуда, а родители уже совсем из другого времени. Хотя про отца мало что знаю, он погиб, когда меня еще не было на свете. В 1943 году под Курском.

— В каком звании?

— Рядовой. Дед же до седых волос ходил в младших лейтенантах. Всю жизнь работал не по специальности и стал старшим бухгалтером на Приволжской железной дороге, а у железнодорожников тогда тоже были звания. Но эта работа, похоже, не очень его грела. Однажды, когда напарники по преферансу разошлись и в квартире уже не оставалось посторонних, он вдруг разоткровенничался: «Дурак же я дурак! Предлагали стать мельником, а я отказался. Сейчас бы хорошо зарабатывал, так нет же, полез…» А я не понимал, чем плохо быть бухгалтером…

— Но стали военным.

— Как и многие дети войны. Кстати, мои сыновья, и старший, и младший, тоже окончили суворовские училища. Я же сначала поступил в Саратовское суворовское училище, а в 1960 году, это когда Хрущев разгонял армию и в массовом порядке сокращал военные вузы, нас перевели в Калинин. Это моя альма-матер номер два. Несколько лет назад я заезжал в Тверь. Совершенно не то, что было в суворовском училище при нас. Правильно говорят, что раньше и воздух был другим, и трава была зеленее… Из прежних преподавателей и офицеров-воспитателей никого уже не осталось.

— Еще в 70-е в суворовских училищах преподавали фронтовики. И слов, помнится, они не подбирали. Могли и матерком наставить на путь истинный.

— Всякое бывало. Как говорит одна моя знакомая, которая владеет русским языком в полном объеме, дети должны с самого рождения слышать разные слова. И что самое главное — понимать их смысл. Точка зрения, возможно, и не бесспорная, но, с другой стороны, и суворовское училище — не институт благородных девиц. Воспитательные цели и задачи совершенно разные, поэтому и нравы соответствующие.

Помню, наша рота располагалась на третьем этаже, столовая на первом, а посредине, на втором, — старшая рота. И у них была такая забава: когда мы проходили через второй этаж, старшекурсники отлавливали самого последнего кадета, затаскивали в свой класс и закрывали в книжном шкафу. Однажды и я попался. Только затолкали меня в шкаф, начинается урок, заходит преподаватель. И что делать? Сидишь в шкафу и тихо переживаешь, что не попал в свой класс. Вылезешь — здесь сорвешь урок, чего, собственно говоря, и ждут старшие товарищи. Так и просидел до звонка.

— Что тут сказать — закрытое учебное заведение, своя специфика…

— Действительно закрытое. Дело было еще в Саратове. Собирались в увольнение и решили растянуть брюки — чтобы стали по моде расклешенными. Вставили в штанины специальные трапеции из фанеры, колдовали ночь напролет и к утру все поголовно были в неимоверных клешах. Выходим в город, а там совсем другая мода — молодежь уже ходит в дудочках... В общем, выпали из моды, пока сидели за забором. Зато образование получали отменное.

— Ваш путь к лейтенантскому званию оказался на семь лет длиннее обычного. А где начали офицерскую службу?

— В Калининграде, бывшем Кенигсберге. Служил в 1-й гвардейской Московско-Минской дивизии, которая располагалась на улице Пролетарской. Прослужил я там четыре года, и впечатления о Калининграде у меня остались самые хорошие. Никакой ностальгии по немецкому прошлому, как сейчас, в городе тогда и близко не было. Может, потому, что Калининград в буквальном смысле был наводнен военными: здесь располагался и штаб 11-й армии, и штаб Балтийского флота. Да и время было какое — 1965 год, всего двадцать лет прошло после победы! И все-таки историческое прошлое этого города иногда давало о себе знать.

Мы тогда жили в немецких казармах, и в каждом гарнизоне была своя котельная, которая отапливала не только помещения, но и дорожки. То есть у них уже тогда был тротуар с подогревом. Ничего подобного я не видел, поэтому очень удивлялся, что не приходится чистить снег. И слава богу, что при мне все это работало, поломать еще не успели. Пока я там служил, мы ничего не строили, пользовались немецким и параллельно искали Янтарную комнату. Все было очень серьезно, расписание работ с указанием, кому где искать, составили для каждой роты и взвода. В общем, лазили, копали, ковыряли, причем не только в фортах, которые были наполовину затоплены, но и в чистом поле. Наверное, насчет Янтарной комнаты у командования имелись какие-то данные. Но ничего особенного мы так и не нашли, в основном попадались снаряды. И хорошо, что без саперов не работали.

— От командира взвода до заместителя министра обороны путь неблизкий, и, наверное, пришлось заполнить множество анкет. Дворянское прошлое карьере не мешало?