Итамар К. - [65]

Итамар закрыл газету. Заметив, что его маленькая фотография и заголовок статьи оказались сверху, он сложил лист пополам.

— Вы должны заплатить, даже если не пили своего кофе! — крикнул ему вдогонку хозяин буфета, когда Итамар направился к выходу.

— Извините, забыл, — ответил Итамар и вернулся.

Пошарив в карманах, он извлек несколько монет, заплатил, поднялся к себе в квартиру, лег на кровать и стал ждать телефонного звонка от Риты, который — он знал — не замедлит последовать.

XXI

Итамар ошибся. Прошло несколько долгих дней, пока раздался Ритин звонок. Он не мог понять, почему она не звонила, почему не отреагировала хотя бы одним словом на статью? Даже если она решила окончательно порвать с ним, как можно вот так исчезнуть, не сказав ни единого слова? Гордость не позволила Итамару связаться с ней самому, проведя несколько тяжелых дней в мучительном ожидании, он не мог этого сделать, а она не подавала признаков жизни.

В конце концов после долгого молчания на другом конце провода раздался голос Риты; она попросила его прийти в кафе «Дрейфус». Разговор был коротким, она никак не объяснила свое столь долгое отсутствие. По дороге в Тель-Авив Итамар спросил себя, не избрала ли Рита кафе «Дрейфус», место их первой встречи, в качестве подходящей декорации для сцены окончания их романа.

Он ждал ее у входа. Сначала с беспокойством посматривал по сторонам. Ему казалось, что посетители кафе бросают на него презрительные взгляды. Может, они узнают его? Но скоро Итамар устыдился подобных мыслей и просто стал следить за дверью, ожидая, когда появится Рита. Его волнение возрастало. Только сейчас

он понял, как ему недоставало ее, как сильно он ее желал. Даже когда она наконец вошла в кафе в облегающей блузке-стреплесс и мини-юбке, которые подчеркивали ее возраст, это никак на него не повлияло. Он всем сердцем жаждал близости с ней.

Рита не сказала о причине своего долгого молчания. Не упрекнула его и за то, что он не звонил ей. Возможно, поняла, что на сей раз именно она обязана была позвонить первой. Вынув из сумки лекарство от простуды, Рита вспомнила Ницу Данани, которая прошла недавно рефлексологический курс лечения синусита. Не думает ли Итамар, что и ей стоит пройти такой же курс? Он пожал плечами. "А может, это лишь повредит, ведь курс, всущности, физиологически-психологический", — подумала она вслух.

Его сердце екнуло. Все его дела — статья в «Каэт», фильм, Меламед, будущая судьба, наконец, — все это уже не занимает целиком ее мысли, подумал он. И опять ошибся!

"Она вообще не упомянула Джульярд!" — сказала вдруг Рита. Сказала естественно и просто, после слов о лечении насморка. И он почувствовал в этих бесхитростных словах долго сдерживаемую боль. Когда она высморкалась, ему показалось, что она плачет. Итамар неожиданно понял, почему так любит ее: она все переживает по-настоящему. И боль, и радость она чувствует во всей полноте.

Теперь проснулась и его собственная боль. В последнее время он старался не думать о статье, хотя отдельные фразы, подзаголовки помимо воли постоянно крутились в его голове. Те немногие люди, с которыми он встречался после публикации, обходили статью молчанием, как будто ее не существовало, но Рита со своей прямотой и искренностью без колебаний произнесла название: "Пение, скрипки и навязчивые идеи". Она не стала "щадить его чувства", зная, что мнимая чуткость лишь усилит его боль.

— Пять лет ты учился в Джульярде — и об этом ни слова! — сказала она и снова высморкалась, сложила бумажный платочек и положила его в сумочку.

Им подали кофе.

— Если б ты только знал, как я была занята тобой в последние две недели! — сказала Рита и подцепила кончиком ложечки шоколадные крошки на взбитых сливках своего «капуччино». — Почему они кладут так много шоколада? У них, в Израиле, совершенно нет чувства меры!

— Я тоже очень много о тебе думал, — мягко сказал Итамар.

— Я не то имела в виду, точнее, не только то. Понятно, я думаю о тебе, но я еще и сделала кое-что для тебя. Эта статья! Как она могла так ошибиться? Как она смела представить тебя неудавшимся скрипачом?!

— Вся статья вранье, не только это.

— Но именно это возмутило меня! Разве она не знала о твоем пальце? Почему ты не показал ей?

— Я рассказал ей о переломе и даже показал палец.

— Почему же она так написала? Ладно, теперь уже все равно. Но все началось с пальца. Я очень много думала обо всем этом деле. Психологи старой школы захотят, конечно, найти, в чем корень зла. Скажут, что палец лишь симптом основной болезни, что если бы не палец, то нашлось бы что-нибудь другое…

— Болезни? — удивился Итамар. Рита уже сняла излишек шоколада со сливок и принялась пить свой кофе.

— Страх перед провалом, разумеется, — объяснила она и поставила чашку обратно на блюдце. — Палец оправдывает лишь твое нежелание преодолевать трудности.

— Ты имеешь в виду эту дурацкую историю с пробкой и все, что за этим последовало?

— Да, разумеется. Кто тебе велел падать таким образом? Именно так отреагировать? Ведь пробка, Итамар, была очень маленькая. Ты бы мог отклониться, повернутьголову, чтобы пробка в тебя не попала, а уж если падал, то спасал бы себя, а не скрипку. Факт: ты предпочел скрипку своему телу. Нет-нет, несомненно, твой перелом не был случайным. Я вообще не верю в случайности. Но сейчас это ничего не меняет. Даже если они правы в своем диагнозе, не нужно отчаиваться. Новейший подход обещает успех, если даже заняться только симптомами.