Итальянская свадьба - [94]

Он медленно кивнул:

— Я полагаю, она нуждается в деньгах. — Он немного помолчал, а затем нерешительно спросил у девушки: — Вы ее видели?

— Нет, мы обо всем договорились по телефону. Она сюда не приезжала.

Я допила воду и мягко прикоснулась к его руке:

— Нам пора. Здесь больше не на что смотреть. Давай вернемся на побережье.

— Давай, — согласился он.

Он уговорил меня пройтись с ним по городу в последний раз, но наотрез отказался делиться воспоминаниями. Думаю, все они были связаны с Джанфранко, а он предпочитал не говорить о нем.

Когда мы наконец вернулись к машине и тронулись в обратный путь, в Марина-ди-Маратеа, у меня с души свалился огромный камень.

— Ни за что в жизни больше туда не вернусь, — сказала я.

— А нам и не придется. — Он вел машину быстрее, чем по дороге сюда. — Если Изабелле нужен этот дом, пускай забирает его.

Мы поспели на побережье как раз к закату. Вспомнив, что не успели купить поесть, мы медленно побрели вверх по улице к небольшой пиццерии.

— Все вокруг отравлено Джанфранко, — посетовал Беппи. — Лондон, Равенно, Рим… Куда бы я ни поехал, все напоминает мне о нем.

— Но только не это место, — возразила я, когда мы сели за столик и официант принес нам меню. — Здесь он никогда не бывал.

— Ты права. — Беппи, нахмурившись, глядел в меню. — Здесь он никогда не бывал.

Следующий день прошел тихо. Беппи дремал на солнцепеке, поджариваясь дочерна, плавал в море и стряпал на нашей крохотной кухоньке.

Как-то вечером мы сидели, по своему обыкновению, на камнях у берега, слушая рокот набегавших волн и наблюдая за тем, как закатное солнце медленно опускается за море. И вдруг Беппи сказал:

— Я принял решение.

— Какое решение?

— Мы купим этот домик и будем проводить здесь лето. Адолората пусть сама хозяйничает в «Маленькой Италии», я больше не стану вмешиваться. Теперь, поворачивая всякий раз за угол, я перестану бояться, что наткнусь на Джанфранко. Здесь я смогу забыть о нем, забыть об этой глупой вражде и просто наслаждаться жизнью… И моей женой. — Он улыбнулся, и я снова увидела, как сверкнули его крепкие белоснежные зубы, которые до сих пор могли без труда разгрызть орех.

Я уже собиралась поспорить, но остановилась и немного подумала. Возможно, он прав. Я не могла отрицать, что эти последние несколько дней у моря мы были счастливы как никогда.

— Это, может, и хорошо на неделю-две, но на целое лето… Ты уверен, что не заскучаешь?

— Может, и заскучаю, — согласился он. — Но кто нам мешает оставить за собой небольшую квартиру в Лондоне, чтобы мы смогли вернуться туда, когда захотим?

— Откуда ты вообще знаешь, что этот дом продается? — Я не сомневалась: если хорошенько поискать, обязательно найдется какое-нибудь препятствие.

— Вчера, пока ты рассматривала сувениры, я разговорился с хозяином винной лавочки. Судя по его словам, владелец скорее всего нам не откажет. По крайней мере, попробовать стоит.

Ни он, ни я ни словом не обмолвились о нашем доме в Лондоне, который служил мне убежищем все эти годы. Я подозревала, что в план Беппи входила его продажа, но мне пока об этом и думать не хотелось.

Когда солнце зашло, мы вернулись в дом. Днем стояла жара, но теперь воздух сделался прохладным; чувствовалось приближение осени. Беппи зажег печурку, и мы устроились около нее, наблюдая, как за стеклянной дверцей танцуют языки пламени. Вот тогда-то я и решила, что, если такой станет наша будущая жизнь, возможно, я и смогу навсегда распрощаться с прошлым.

26

Жизнь превратилась в хаос. Дом был выставлен на продажу, и все разбирали семейный скарб, накопленный за тридцать лет. В воздухе с раннего утра до позднего вечера носилась пыль, пока они перебирали груды старых книг и опорожняли полки, забитые вещами, которые едва ли когда-нибудь понадобятся.

Все нервничали. У Адолораты начался предсвадебный мандраж, и она сводила всех с ума бесконечными расспросами о всяких мелочах, хотя до последнего времени ей не приходило в голову ни о чем заботиться. Пьета пыталась наводить порядок в своей квартире и в салоне, а заодно и выкраивать время для работы над платьем с пионами. А Беппи часами висел на телефоне, подготавливая все необходимое для новой жизни в Италии.

— Столько всего надо сделать, столько предусмотреть, — то и дело повторял он.

Среди всего этого шума и сутолоки Пьета совершенно не могла работать в маминой мастерской, так что она сбежала к себе в салон. И хотя на новом месте она еще не устроилась, как ей того хотелось, там, по крайней мере, было тихо и достаточно просторно, чтобы раскроить ткань и начать шить.

Однажды утром, когда она с головой ушла в работу над платьем, в дверь постучали. Пьета подняла голову и через окно витрины увидела Микеле: он приветственно взмахнул коробкой с пирожными и поднял стаканчик кофе.

— Я принес тебе завтрак, — сказал он, когда она открыла ему дверь.

— Но тебе ни под каким видом нельзя сюда заходить, — предупредила Пьета. — Я как раз заканчиваю платье твоей невесты, и ты последний, кто может на него смотреть.

— Теперь это уже неважно, — сказал он, печально взглянув на нее. — Впусти меня, и я объясню почему.

Он опустился на только что доставленную элегантную белую софу и произнес речь.