Истребленные маршалы - [14]

На Дальнем Востоке Блюхер женился в третий раз. В 1930 году он расстался с Галиной Кольчугиной. Будущая третья жена, Глафира Лукинична Безверхова, появилась на горизонте командующего ОКДВА два года спустя. В 1932 году обрусевшие украинцы жили в Хабаровске по соседству с Блюхером. Домашнее имя Глафиры было Графа. Вот с этого имени и началось знакомство с будущим маршалом. Однажды во дворе подружка окликнула ее: «Графа!» Мимо как раз проходил Василий Константинович, который удивленно спросил: «А почему Графа?» Глафира объяснила. Блюхер нахмурился: «Не нравится мне это имя, что-то в нем из прошлого». Очевидно, у Василия Константиновича возникла неприятная ассоциация с графским титулом, однако на Глафиру он своего раздражения не перенес. Потом встретились на субботнике по уборке двора и улицы. Блюхер участвовал в нем наравне с другими жильцами. Тогда он Глафире понравился. Много лет спустя вдова Блюхера рассказывала писателю Владимиру Карпову об этой встрече на субботнике: «Он был в штатском (не в мундире же метлой махать! Хотя в советское время и такое бывало! Мой зять, бывший офицер военной разведки, рассказывал мне, как в советском посольстве в Египте в 60-е годы устроили субботник, во время которого полковники из аппарата военного атташе в полной форме бодро махали метлами, а египтяне показывали пальцами и смеялись. — Б.С.), общительный, не воспринимался большим начальником». Видно, Глафира запала в душу Василию Константиновичу, и вскоре он прислал ей пригласительный билет на спектакль в Дом Красной Армии. Глафира Лукинична вспоминала в беседе с Владимиром Карповым: «Потом пошли короткие, вроде бы ни к чему не обязывающие встречи. Затем он стал писать мне записки, а я ему отвечала. Я стала брать у него книги из библиотеки, мы подолгу разговаривали. В общем, я поняла, что все уже довольно серьезно и чувства и у меня к нему, и у него ко мне разгораются. Однажды он очень серьезно сказал: «Нам надо поговорить, — подумал и, как бы размышляя, добавил: — Я знаю, дорого заплачу я за свою любовь. Но я уже больше ничего с собой сделать не могу. Я-то выдержу, но выдержат ли твои молодые плечи? Ведь у нас разница в возрасте двадцать пять лет!»

Я была в полной растерянности. В счастливой растерянности. Не знала, как ответить, и не нашла ничего лучшего, как прочитать строки из стихотворения.

На следующий день Василий Константинович пришел к нам домой. Родители уже замечали и выражали недовольство моим поведением. Отец от этого знакомства не ожидал ничего хорошего (как в воду глядел, словно предчувствуя, что связь с прославленным полководцем приведет дочку прямиком в ГУЛаг. — Б. С.): разница в годах, разница в положении казались ему просто несовместимыми (да и у жениха это все-таки третий брак. — Б.С.). И вдруг Василий Константинович сам приходит. Мама засуетилась, стала накрывать на стол.

Василий Константинович поговорил с моими родителями очень хорошо, как говорится, тепло, и сделал официальное предложение. Так мы стали мужем и женой. В 1933 году у нас родилась дочка, мы назвали ее Вайра (опять Блюхер оказался не в ладах со святцами. — Б. С.). Потом сын Василий. Василий Константинович очень любил детей. С нами жили их еще двое. Сева — от второй жены и приемная дочка Нина (ее Блюхер взял в 1921 году в Чите, куда привезли сирот из голодающего Поволжья; Нина в 1937 году переехала к своей сестре, что спасло ее от последующих репрессий. — Б.С.)».

Драматический поворот в судьбе Василия Константиновича наступил в 1937 году. Глафира Лукинична вспоминала: «В конце мая 1937 года Василия Константиновича неожиданно вызвали в Москву, я поехала с ним. Мы остановились в гостинице «Метрополь». Тогда шли многочисленные аресты, многие из знакомых Блюхера были уже арестованы. Время было такое тяжелое, мрачное, было непонятно, что происходит, не верилось, что все арестованные — враги и шпионы. Вскоре после нашего приезда Василий Константинович поехал навестить начальника Главного политического управления Красной Армии Гамарника. Он болел. Блюхер был с ним в добрых отношениях, решил его навестить. А может быть, хотел узнать о том, что же, собственно, происходит.

Возвратился муж от Яна Борисовича хмурый, неразговорчивый. На другой день он опять поехал к Гамарнику, это уже было 31 мая. Вернулся он буквально в подавленном состоянии. Я думаю, Гамарник сказал ему о том, что намечается процесс и кого там будут судить.

И вот 1 июня Василий Константинович брился в туалете, а я взяла свежие газеты и, как только раскрыла, сразу же увидела сообщение, которое меня потрясло, и я закричала: «Василий! Ян Борисович застрелился!» Василий как-то очень спокойно ко мне обернулся и сказал:

— Ты думай, прежде чем говорить.

— Как думай! Вот, смотри, смотри, что написано в газете.

Василий посмотрел газету и ничего мне не сказал, а только ходил туда-сюда по комнате и сосредоточенно о чем-то думал».

О визите Блюхера вспоминала и дочь Гамарника Виктория: «30-го к отцу приехал Блюхер — они хорошо знали друг друга по Дальнему Востоку, — и они о чем-то долго говорили с отцом. Матери отец сказал потом, что ему предлагают стать членом суда над Тухачевским. «Но как я могу! — воскликнул он. — Я ведь знаю, что они не враги. Блюхер сказал, что, если откажусь, меня могут арестовать. 31-го вновь ненадолго заехал Блюхер. Затем пришли какие-то люди и опечатали сейф отца. Ему сказали, что он отстранен от должности, а его заместители Овсепян и Булин арестованы. Отцу приказали быть дома. Как только люди из НКВД ушли, в его комнате мы услышали выстрел. Когда мы с мамой вбежали, все было кончено».