Истребители танков - [7]
Попытались снести колокольню из 76-миллиметровых пушек второй батареи, которая заняла оборону в селе Придача. Однако стрелять с основных позиций разрешено лишь в крайнем случае. Вот почему грузовики вывезли второй взвод с двумя орудиями километра за полтора от места расположения батареи. Огневую позицию заняли на открытом месте, неподалеку от поселка авиастроителей, жители которого эвакуировались.
Операцию предполагалось произвести молниеносно: сбить колокольню и тотчас возвращаться назад. Окапываться посчитали излишним.
Пристрелку вели фугасными снарядами. Командир взвода лейтенант Дедов наблюдал в бинокль место взрыва снаряда и корректировал стрельбу.
После четвертого выстрела со стороны противника просвистел ответный снаряд. Он разорвался, перелетев место расположения взвода метров на сто пятьдесят. Второй снаряд довольно крупного калибра, посланный с высокого берега, не долетел метров пять — десять. Тут и новичкам стало ясно, что перестрелка кончится не в нашу пользу: позиция противника намного выгодней. Однако Фазлутдинов и двое других бойцов, оказавшихся под огнем впервые, молчали, не желая показать себя трусами. Все лишь вопросительно смотрели на командира. А тот невозмутимо продолжал наблюдение, словно взрывов и не было. Тогда наводчик первого орудия сержант Гончаров (он попал в бригаду после госпиталя) крикнул необстрелянному лейтенанту:
— Товарищ командир, противник берет нас в вилку! Надо убираться!
— Без паники, товарищи бойцы! — крикнул в ответ Дедов. Но не успел он закончить фразу, как третий вражеский снаряд разорвался так близко, что осколки завизжали над головами и ударили в снарядные ящики.
Все поняли, что сейчас противник выстрелит залпом. И командир наконец скомандовал сняться.
Машины стояли неподалеку, за домами. Водители, не сводившие глаз с артиллеристов, моторы не глушили, поэтому подъехали мигом. Быстро подцепили пушки, побросали ящики со снарядами в кузова. И только успели отъехать, как на место, где стояли орудия, посыпались снаряды. Они создали завесу из пыли и дыма, под прикрытием которой машины ехали какое-то время. Но это продолжалось недолго. Противник увидел автомобили, когда дорога пошла на подъем. И тут началось! Снаряды рвались то справа, то слева, то впереди, то позади. В кузове, где ехал Фазлутдинов, наводчик Гончаров свалился набок, рядом с ним лежал в крови заряжающий, что-то истошно кричал подносчик снарядов.
Этот адский путь между взрывами продолжался несколько мгновений (машины нырнули в посадку, разъехавшись в разные стороны), которые показались вечностью. Фазлутдинов стоял в кузове, держась за кабину, стучал в нее, не замечая боли в руке, и кричал: «Быстрее! Быстрее! Гони!»
Но гнать было нельзя. Водители лавировали, меняя направление. И только благодаря этому снаряды, взрывавшиеся один за другим, не разнесли автомашины в щепки. Потеряв цель из виду, фашисты наугад пальнули по посадке еще пару раз и прекратили стрельбу.
Когда с кузовов начали снимать убитых и раненых, истекавших кровью, Фазлутдинову стало плохо. Он находился в таком состоянии, что посчитали ненужным брать его на похороны боевых товарищей. Лишь через два дня Лутфей избавился от нервного шока. Но и после этого еще долго вспоминал он изуродованные тела однополчан.
Более двадцати пробоин насчитали на машине, где ехал Фазлутдинов. Осколок свыше пятидесяти граммов пробил правый борт кузова, оторвал Лутфею штанину ниже колена, оставив на голени черный нагар, и угодил в грудь Гончарова, сидевшего у противоположного борта. Из четырнадцати человек, участвовавших в неудачной операции, выбыла половина, причем трое были убиты.
Так прошло для Фазлутдинова первое боевое крещение. И хоть было оно тяжелым, болезненным, но не сломало, а закалило. Через два года дивизионная газета «Суворовский натиск» писала в заметке о парторге Фазлутдинове: «В бою личным примером воодушевляет на подвиги».
Солдатами, как известно, не рождаются. Неудачная операция не прошла бесследно для лейтенанта Дедова и всей бригады. Колокольню, где свил гнездо фашистский наблюдатель, сбили из 203-миллиметровой гаубицы, не понеся при этом потерь.
В дальнейшем артиллеристы успешно выполняли и более сложные задачи. Бывало, обнаружат цель, тщательно подготовят данные, определят место огневой позиции. И лишь тогда, выкатив орудие на близкое расстояние, поражали прямой наводкой. Пока опешивший враг приходил в себя, успевали скрыться.
Приметы
Когда на землю опускалась мгла, жизнь на восточном берегу реки Воронеж оживлялась. По данным, собранным днем, артиллеристы вели обстрел вражеских объектов. Командирам батарей пришлось перейти на режим сов: спать днем, а ночью бодрствовать, ибо под прикрытием тьмы фашисты могли начать наступление.
Как-то в августе лейтенант Халтурин, совершая ночной обход позиций, попал под минометный огонь и ощутил резкий удар в кисть. Попробовал сжать пальцы. Получилось. Ощупал часы на руке и понял, что осколок угодил в них.
Это были большие карманные часы, подаренные отцом, а затем переделанные в ручные. Погнутая осколком задняя стенка хронометра поранила руку. Но если б не эта случайная защита, осколок отрезал бы кисть напрочь.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.