Историзм против эклектики. Французская историческая школа. Анналов» в современной буржуазной историографии [заметки]
1
Для характеристики этого направления мы применяем устоявшийся в советской историографии термин, считая его обоснованным [1], хотя и не выражающим в полном объеме представленное "Анналами" научное направление. Сами же историки "Анналов", начиная с М. Блока и Л.Февра, термин "школа" (в понимании "школа М.Н.Покровского", "школа Л. Пастера", "школа Аристотеля" и т. д.) категорически отрицают [2].
2
Политический последователь Р. Арона известный французский реакционный публицист Э.-Ф.Ревель, один из издателей откровенно антикоммунистического еженедельника "Экспресс", стремится сделать идеи своего "мэтра" достоянием широкой публики, утверждая, что люди типа историков школы "Анналов" даже хуже откровенных коммунистов, ибо они-то и "соблазняют" наивных французов Марксом [10].
3
?
4
В ходе дальнейшего изложения имена основателей "Анналов" часто будут стоять рядом. Между М. Блоком и Л. Февром как личностями и как историками нельзя, конечно, поставить знак равенства. Но в главном -во взглядах на историю как науку - они были единомышленниками. Книга М. Блока "Апология истории" открывается посвящением Л. Февру, в котором мы читаем такие строки: "Среди идей, которые я намерен отстаивать, не одна идет прямо от Вас. О многих других я и сам, по совести, не знаю, Ваши они, или мои, или же принадлежат нам обоим"[1].
5
Журнал несколько раз менял свое название: в 1929—1938 гг. (№ 1 - 10) он выходил под названием "Annales d'histoire économique et sociale"; в 1939 - 1941 гг. (№ 1-3) - "Annales d'histoire sociale", В 1942 1944 гг. вместо закрытых в годы фашистской оккупации "Анналов" выходили сборники (№ I - IV) "Mélanges d'histoire sociale"; в 1945 г. вышли два сборника в честь М. Блока - "Annales d'histoire sociale". После 1946 г. журнал называется "Annales. Economies. Sociétés. Civilisations".
6
Так называется книга, посвященная Л. Февру .
7
Анри Пуанкаре (1854-1920 гг.) -французский математик и физик, известен работами по теории дифференциальных уравнений, математической физике и др. В философии был близок к махизму [26].
8
Л. Февр в книге "Земля и эволюция человечества", в частности, отметил, что благодаря работам Видаль де Ла Блаша было реализовано то, что собирался сделать еще Мишле, энергично доказывавший, что "без географической основы народ - этот актер исторической драмы - выглядит шагающим по воздуху, как на китайских рисунках, где земли нет". Несчастье заключалось в том, что во времена Мишле научной географии еще не существовало. С работами Видаль де Ла Блаша, писал Л. Февр, этот пробел начал заполняться и многие научные дисциплины, такие, как, например, экономическая история, обрели более прочное основание[33].
9
Влияние социологии Дюркгейма не сводилось к простому следованию ее канонам со стороны "Анналов". "Мы следовали не столько учению Дюркгейма,-отмечал Февр,-сколько Мосса и Симиана, настойчивые исследования которыми в одном случае так называемых примитивных обществ, а в другом - цен и зарплаты вызывали у нас живой интерес". В числе тех, с кем основатели "Анналов" совместно "открывали новые горизонты", Февр называет также Л.Леви-Брюля, М. Хальбвакса [45]. Ниже будут рассмотрены некоторые теоретические положения М. Мосса и Ф. Симиана, которые стали "своими" для "Анналов". Следует, однако, иметь в виду, что перечисленные Февром дюркгеймовцы хотя и способствовали, как заметил Блок, "смягчению первоначальной жесткости принципов" социологической теории Дюркгейма, но тем не менее никогда не отвергали основополагающих взглядов ее основателя.
10
По-иному складывалась историографическая обстановка в других странах. В Германии, например, выступления В. Виндельбанда, В.Дильтея, Г. Риттера, М. Вебера, Г. Зиммеля поставили под вопрос все основные мировоззренческие принципы познания прошлого, выдвинутые историографией и философией XIX в.: идеи о закономерности, единстве, поступательном характере всемирно-исторического процесса. Аналогичные явления имели место и в других странах. Многие из наиболее крупных представителей буржуазной историографии, как, например, Ч. Бирд и К. Беккер (США), Р. Коллингвуд (Англия), Б. Кроче (Италия), выражали сомнение в возможностях истории как науки, декларировали непознаваемость прошлого, начали проповедовать мистику, иррационализм. Дискредитация, а затем и постепенное изъятие из употребления основополагающих теоретических положений, замена их новыми, а также усиление субъективно-идеалистических тенденций положили начало кризису буржуазной исторической мысли и исторической науки.
11
Уже в первом номере журнала "Анналы" были определены темы коллективных исследований по сравнительно узким проблемам из истории материальной культуры [93]. В 1935 г. была разработана программа коллективного исследования по истории техники [94]. Тогда же М. Блок опубликовал в качестве образца подобного рода исследований несколько этюдов: о появлении и распространении водяной мельницы [95], о средневековых "изобретениях" [96].
12
Так, М.А.Барг считает, что "феодализм мыслится Блоком не как отдельно взятый институт, хотя и важный, но не объемлющий общество в целом, не как одна сторона общественной организации или организация одного из классов общества, а как строй общества, взятого в целом, сверху донизу, от короля до серва"[98]. Ю. Л. Бессмертный полагает, что такая оценка концепции М. Блока нуждается в уточнении, что представление о связи крестьянско-сеньориальных отношений с феодальной системой лишь объективно вытекает из концепции М. Блока, но не содержится в ней непосредственно, что само феодальное общество, с точки зрения М. Блока, есть общество, в котором существовали феодальные личные связи внутри правящей элиты, а не целостная и взаимосвязанная социальная система, охватывающая все этажи общественного здания [99].
13
Марсель Мосс (1872 -1950 гг.) -французский социолог и этнолог, один из наиболее известных последователей Э. Дюркгейма [122].
14
См. примечание на с. 11.
15
В предисловии к книге "Экономическая конъюнктура. Социальные структуры", изданной в 1974 г. в честь Э. Лабрусса, Ф. Бродель отметил: "Эрнест Лабруес, школу которого за последние 20 - 30 лет прошло целое поколение молодых историков - и это было его основным делом, не прекращает делать ставку на все новое, на те пути, которые еще предстоит увидеть. Именно это ставит его на то же магистральное направление мысли, которого всегда придерживались Марк Блок и Люсьен Февр и школа "Анналов"...[143]
16
Именно эти позитивные моменты дали основание многим советским авторам зачислить сторонников школы "Анналов" в ряды прогрессивных буржуазных историков [1].
17
В этой статье Ф. Шатле выступает не только против А.- И. Марру и его книги "Об историческом знании", но и против таких авторов, как Р.Арон, П.Рикер, Ф.Ариес и другие, которые в 1955 г, опубликовали коллективную работу "Новые концепции истории"[11], ставшую своего рода манифестом идеалистической философии истории. Весьма показательно, что общее предисловие к ней, названное "Неуловимая история", написал небезызвестный А.Тойнби, чьи взгляды на историю усиленно пропагандировал во Франции Р. Арон[12].
18
О степени единства взглядов "триумвирата" (Ф. Бродель, Э.Лабрусс, П.Ренувэн) можно составить представление и по коллективной публикации "Ориентация исторических исследований"[31].
19
В качестве примеров можно сослаться на работы испанского историка П.Вольтеса, бельгийского Л.Халькэна, итальянского М.Каини
Много последователей у "Анналов" оказалось в западногерманской историографии, в частности такие историки, как К. Босл и В. Конце. В ФРГ опубликовано несколько специальных работ, посвященных отдельным историкам школы "Анналов" и наиболее важным методологическим проблемам, разрабатываемым этой школой [34]. Западногерманский историк Η -Д.Манн опубликовал в 1971 г. на французском языке в Париже монографию о Л. Февре [35].
Определенный интерес школа "Анналов" вызвала и в англо-американской историографии [36]. В 60-х годах в ряде американских университетов - Беркли, Колумбийском, Калифорнийском, Иллинойском -разрабатывалось несколько докторских диссертаций о школе "Анналов"[37].
Следует отметить, что в советской литературе не все авторы разделяют точку зрения о значительном методологическом влиянии школы "Анналов" на французскую и мировую буржуазную историографию [38].
20
В советской литературе наиболее полный анализ взглядов Ф. Броделя впервые был осуществлен М. Н. Соколовой [41].
21
Ж.Гурвич (1894-1965 гг.)-выходец из России; в 1918 г. был ассистентом Петроградского университета, в 1919 г.-профессором Томского университета. В 1920 г. он эмигрировал в Прагу, а с 1925 г. жил в Париже. Его политические убеждения сформировались в партии правых эсеров; научным наставником Гурвича был его политический единомышленник П.Сорокин, обосновавшийся после Октябрьской революции в Нью-Йорке, где в годы второй мировой войны проживал и Гурвич. Все труды этих двух социологов, как об этом говорится в одной из публикаций в журнале "Pensée", "отмечены их личным поражением в ходе Октябрьской революции"[53].
Ж. Гурвич оставил заметный след в истории французской социологии. Он был профессором Сорбонны и преподавал философию в Практической школе высших исследований. С его именем связано создание Центра социологических исследований и Международной ассоциации социологов франкоязычных стран, в которой он выполнял роль почетного президента. Он также был создателем и руководителем Международных кафедр по социологии, в рамках которых проводятся исследования социологии познания и морали.
22
Ж. Гурвич определяет несколько таких уровней: морфологическая и экологическая плоскость; социальные модели; коллективное поведение; социальные символы; коллективные ценности и идеи, умственные состояния и коллективные психологические поступки и т.п.[63]
23
Стремление к Образности, яркости, красочности выражения содержания характерно не только для Ф. Броделя. Работы многих историков школы "Анналов", таких, например, как Ж.Дюби, Р.Мандру, Э.Ле Руа Ладюри, Ж.Ле Гофф, приближаются к художественным произведениям. Это их качество можно отнести к тому, что называют "стилем" "Анналов".
24
Во втором издании своей книги Бродель признается, что в 1949 г. он был "слишком ослеплен городами", т.е. их ролью в жизни Средиземноморья. "Цивилизации прежде всего" - таково его мнение на 1966 г.[94]
25
Φ. Бродель решительно выступал против реакционных выводов (правда, не называя их таковыми) Шпенглера и Тойнби о "закате Европы", об "упадке" западной цивилизации, начало которого Тойнби, например, связывал с 1550 г. "Я боролся,-пишет Бродель,- против этих упрощенных представлений и "великих" разъяснений. В самом деле, в какую из этих схем можно было бы с легкостью вписать судьбу Средиземноморья.
26
Французские историки, отмечают, например, ученые-марксисты Ж,-Ж. Гобло и А.Пелетье в работе "Исторический материализм и история цивилизаций"[102], в своей массе не высоко ценят дилетантство Шпенглера и не склонны воспринимать антинаучные понятия Тойнби. Но может быть, ставит вопрос Ж,-Ж. Гобло, данные авторы оказывают на французских историков более сильное влияние, чем это кажется самим этим историкам? К чему ведет произвол разработанных Шпенглером и Тойнби понятий, можно составить представление по документам конференции, организованной в 1961 г. в Зальцбурге Международным обществом сравнительного изучения цивилизаций. Там обсуждались вопросы "типологического метода", "души цивилизации", "метаистории" и различные теологические проблемы; ставился вопрос о будущем "западной цивилизации", о том, является ли Россия составной частью европейской цивилизации ("еретический" вариант которой она якобы представляет) или не является (якобы из-за большевизма в ней преобладает азиатское влияние, точнее, "дух турецко-татарской языковой группы"). В работе этой конференции принимали участие Тойнби, Андерль, Сорокин, Хилькман и др. Никто из французских историков не участвовал в этих дебатах, и можно было бы радоваться, говорит Ж.-Ж. Гобло, такому единодушию. Но достаточно ли в подобных случаях оказаться среди воздержавшихся?
27
Это единственная пока методологическая статья Ф. Броделя, опубликованная на русском языке [108].
28
На эти две господствующие тенденции в развитии буржуазной историографии обратил внимание в одной из своих работ М. А. БаргИ [112].
29
"Мы не верим,-писал Ф. Бродель,- в возможность объяснения истории с помощью того или иного доминирующего фактора. Односторонней истории не существует. Ни расовые конфликты, ни экономические ритмы, ни постоянства социальных напряженностей, ни явления духовной жизни и т.д. никогда не выступают в истории в роли исключительных доминант"[121].
30
Ф. Бродель неоднократно подчеркивал, что приоритет в разработке и применении этого метода принадлежит К.Марксу. "Гений Маркса, писал он,- секрет силы его мысли состоит в том, что он первый сконструировал действительные социальные модели, основанные на долговременной исторической перспективе"[128].
31
На это обратил внимание, в частности, французский философ Л. Альтюссер, отметивший, что Ф. Бродель не понял структуру целого, сконцентрировав внимание на характеристике глобального общества в категориях различных временных ритмов и образов действия он не рассматривал общество сточки зрения исторических отношений[129].
32
Следует отметить, что Бродель не преувеличивал степень единства мира в тот период. "Человечество,- писал он,- обрело тенденцию к тому, чтобы стать единым, лишь с конца XV в. До этого времени - а по мере того как мы уходим в глубь веков во все большей степени - оно было разъединено по различным "планетам", каждой из которых была свойственна своя цивилизация, своя собственная культура. Даже будучи расположенными рядом, они никогда не смешивались между собой"[132].
33
Цитируемая статья П. Вилара называется "История после Маркса". Речь идет о буржуазной исторической науке, отвернувшейся от Маркса; отсюда смысл последней фразы.
34
С точки зрения эволюции отношения школы "Анналов" к марксизму интересно сопоставить, например, взгляды Л. Февра и Ф. Броделя. Первый из них, не очень хорошо зная содержание работ К. Маркса и Ф. Энгельса, иногда прямо противопоставлял свои взгляды по отдельным вопросам марксистским. При этом он подчас оказывался, мягко говоря, в пикантном положении. И дело не только в том, что наряду с остроумием и журналистским мастерством он демонстрировал и свое невежество в отношении марксизма. Сами идеи, которые он пытался в качестве более "гибких", "всеохватывающих" противопоставить "одностороннему", "прямолинейному" марксизму, выглядели тощими, поверхностными по сравнению с марксизмом. Особенно характерна в этом отношении его статья "Капитализм и Реформа", написанная в 1934 г. [146]
Ф. Бродель в своих высказываниях никогда не допускал ни в какой форме выпадов против марксизма. По сравнению с Л.Февром он знает марксизм значительно глубже и как большой ученый смог правильно оценить отдельные стороны работ К. Маркса и Ф. Энгельса. Марксизм, писал он, "это - самый мощный социальный анализ прошлого века". Однако нельзя не обратить внимание и на другое. Если не на словах, то по сути дела в его высказываниях, особенно если их рассматривать не изолированно, а в контексте, сквозит этакая высокомерная снисходительность, стремление подчеркнуть, что марксизм - это учение, каких было много, и, как любое учение, не лишенное рационального, он заслуживает в какой-то мере уважительного к себе отношения[147].
35
?
36
"Нам представляется ошибочным,-пишет М.Н.Соколова.-прямо связывать теорию Броделя с направлением "Анналов"... Теория разных скоростей исторического времени - совершенно самостоятельная в историко-философском плане и лишь в отдельных деталях связана с направлением "Анналов""[152].
37
См. примечание на с. 11.
38
Наиболее полное развитие эта идея М. Блока получила в его выступлении в Политехническом центре экономических исследований в 1937 г. Стенограмма этого выступления под названием "О чем можно спрашивать историю?" помещена в изданном в 1963 г. двухтомнике его статей и выступлений "Исторические записки". Очевидно, специфический состав аудитории - предприниматели, озабоченные поиском способов решения современных проблем французской экономики,-заставил М. Блока сконцентрировать внимание на вопросах утилитарной значимости исторической науки в современном обществе, и он заговорил о роли этой науки в деле обеспечения бесперебойного функционирования буржуазных социальных и экономических институтов [166].
39
Тенденция рассмотрения социального состава населения изолированно от общественного производства наиболее отчетливо просматривается во многих работах по исторической демографии[177].
40
Проблемы классов, классовой борьбы, народных восстаний во Франции XVI - XVII вв. стали предметом острой дискуссии между Р. Мунье и советским историком Б. Ф. Поршневым [182]. Принципы "социальной стратификации" Р. Мунье, его взгляды на вопрос о роли народных восстаний были подвергнуты обоснованной критике и во французской марксистской историографии [183].
41
Среди других наиболее важных факторов более благоприятно сложившейся в Англии "окружающей среды" Ф.Крузе выделяет институционный - в Англии уже в XVII в. государство прекратило контролировать и регламентировать промышленное производство, а во Франции во времена Кольбера эта регламентация достигла своего апогея; социально-психологический - в Англии социальный престиж деловых людей был более высоким, во Франции все еще преобладал аристократический идеал "жить по-дворянски"; типы умонастроений деловых людей в то время, когда во Франции среди них царила атмосфера "беспечности" в английских деловых кругах уже утвердился более "капиталистический" дух, более предприимчивый, приобретательский (это последнее обстоятельство Ф. Крузе объясняет тем, что предприимчивости более соответствовала протестантская религия, а беспечности - католицизм) ; географический фактор-Франция была более обширной страной, чем Англия, что затрудняло контакты между деловыми людьми и информацию об имевших место изобретениях.
42
Ж. Дюби - профессор Коллеж де Франс, крупнейший современный буржуазный историк, специализирующийся на проблемах европейского средневековья. Его докторская диссертация "Общественный строй Маконской области в XI-XII вв." получила самую широкую известность во французской историографии[194]. Ж.Дюби опубликовал много других синтетических и проблемных исследований по истории средневековья[195].
43
А. Безансон - один из наиболее реакционных французских буржуазных историков, специализирующийся по проблемам русской и советской литературы, культуры и истории. Все его работы основаны на психоаналитическом структурализме. В 1967 г. вышла его книга "Убиенный царевич. Символика закона в русской культуре", в которой с помощью таких категорий, как "структура физических бессознательных элементов", "эдипов комплекс" и т.д., фальсифицируются смысл и содержание творчества Гоголя, Достоевского, Блока и других русских писателей и поэтов, выстраиваются умозрительные схемы об "отношении русских к богу и монарху" и на этой основе делается попытка истолковать явления политической и социальной действительности [204]. Реакционными идеями пронизаны и другие его работы [205]. Свое политическое кредо А. Безансон наиболее полно выразил в книге "Краткий очерк советологии"[206], которая выдержана в духе дремучего антисоветизма. Симптоматично, что предисловие к этой книге написал Р.Арон, с которым Безансона связывает многолетнее сотрудничество на ниве "советологии".
44
Об этом часто говорят и сами ученые школы "Анналов". "В течение почти полувека,-отмечает, например, Э.Ле Руа Ладюри,-лучшие французские историки — от Марка Блока до Пьера Губера — со знанием дела применяли структурализм в своих исследованиях, правда иногда не подозревая об этом"[15]. По мнению социолога Ж.Фридмана, большинство исследований ученых "Анналов" в 40 - 50-х годах были (сознавали или нет это сами ученые) функционалистскими в духе Леви-Стросса, но, как правило, дополненными критериями исторического измерения[16].
45
Для специалистов по Франции, знакомых с литературой о "красном мае" 1968 г., концепция М.де Серто не покажется слишком оригинальной. Многочисленные авторы-участники "красного мая" из числа леваков именно в таком духе интерпретировали события мая-июня 1968 г.: индустриальное общество "вообще" (капитализм или социализм — неважно), борьба не между буржуазией и трудящимися, а между "управляющими" (банкир, начальник цеха, бригадир, квалифицированный рабочий) и "управляемыми" (чернорабочий, рабочий-иммигрант, батрак и т.д). Наиболее концентрированное выражение этой политической концепции "новых левых" дано в рабрте одного из их идеологических вождей Алена Турэна [41].
46
М.Н.Соколова справедливо замечает, что расширение предмета исторических наблюдений за счет биологических факторов и стремление свести проблему человека, его поведение в прошлом и настоящем к этим факторам, к природной среде не являются чем-то принципиально новым в системе буржуазной философии [46].
47
Жан Марчевский в настоящее время является директором Института прикладной экономики (Institut de Science Economique Appliquée). Совместно с Т.Марковичем и Р.Тутэном он разработал методы квантитативной истории. Непосредственного отношения к "Анналам" Ж. Марчевский не имеет.
48
Это определение квантитативной истории принадлежит П.Вилару[48]
49
Схема "затраты - выпуск" представляет собой разработанный американским экономистом В.Леонтьевым (лауреат Нобелевской премии по экономике) метод исследования производственных связей между отдельными отраслями экономика. Анализ основан на использовании матриц, показывающих распределение продукта, произведенного в данной отрасли, между другими отраслями и количество сырья и услуг, необходимых для производства данного продукта определенной отрасли.
50
Это образное определение приемов традиционной буржуазной историографии принадлежит А. Казанове [55].
51
Чтобы представить, что может означать на практике "исчерпывающий перечень и описание частного вида систем по отношению к культурным и социокультурным измерениям исторического целого", сошлемся на английского историка Т. Стояновича, который в своей работе "Французский исторический метод", посвященной раскрытию смысла парадигмы "Анналов", предпринял попытку подсчитать, какое же количество подсистем необходимо рассмотреть, чтобы получить представление об обществе в целом. Если объединить интерпретации Леви-Стросса, Броделя, Холла, Андерсена, то можно прийти к заключению, констатирует Т. Стоянович, что системное рассмотрение отдельных типов исторических проблем требует построения общей концепции с учетом трех видов времени, трех видов пространства и десяти систем сообщения. Получается 90 подсистем. В свою очередь они существуют на двух уровнях - сознательном и бессознательном, следовательно, получается уже 180. Но и эти 180 подсистем могут быть выражены на трех уровнях - формальном, ситуационном и техническом. Получается 540 сочетаний (180 х 3). Если учесть еще и типы выражения - изоляторы (звуки), ряды (слова), модели (иерархически расположенные ряды), надо 540 умножить на 3, и будет 1620 подсистем. Надо еще принять в расчет момент взаимодействия между этими подсистемами, а количество взаимодействий между подсистемами должно равняться сумме их составляющих (десять систем сообщения, три вида времени, три вида пространства, два уровня сознания, т. е. 10+3+3+2=18). Надо учесть также два варианта - взаимодействие существует и взаимодействие не существует, тогда число 2 надо возвести в 18-ю степень, и получается 262 144. Если объединить все варианты подсчетов с учетом других компонентов, окончательное количество подсистем, которые необходимо рассматривать, чтобы получить представление об обществе, будет равно 16 777 216[62]. Эти подсчеты, произведенные Т, Стояновичем, красноречиво свидетельствуют, что возможности парцелляции исторического целого, заложенные в современных концепциях буржуазной историографии, определяются величиной, близкой к бесконечности.
52
В обоснование приведенного тезиса Ф. Фюре ссылается, в частности, на работу Ж.Дюби "Крестьяне и воины"[68]. Эта работа получила широкий отклик во французской историографии. Многие выводы Ж.Дюби о причинах подъема европейской экономики в VII - XII вв. основательно аргументированы и представляют большой научный интерес. Вместе с тем "Крестьяне и воины"- это типичный и наиболее красноречивый пример плюрифакторного подхода к анализу исторической действительности, своего рода манифест противников материалистического монизма.
53
Э. Ле Руа Ладюри стал одним из лидеров и идеологов шумной кампании "новых философов", подписав их "манифест"[80].
54
"Оригинальность" некоторых работ Э.Ле Руа Ладюри видна уже из самих названий. Первая часть его книги "Территория историка" называется "По направлению к счетно-вычислительной машине: квантитативная революция в исторической науке". В третьей части книги - "Бремя людей: между биологией и умонастроениями, историческая демография" - помещены статьи: "Демография и "пагубные секреты": Лангедок (конец XVIII - начало XIX в.) " - история противозачаточных средств; "Женская аменорея"; "Клио в аду "-представления о загробной жизни; "Шабаш и костер" - о колдовстве и инквизиции. Четвертая часть книги называется "История без людей : климат - новая область Клио"[81].
55
Чтобы доказать существование длительного периода сексуального воздержание Э. Ле Руа Ладюри пришлось провести сложные изыскания в области медицины, психологии, этики и физиологии.
56
Наступление на "классическую" интерпретацию французской революции, которая последовательно развивалась в работах М.Мишле, Ж. Жореса, А. Матьеза, Ж. Лефевра, К. Маэорика, А. Собуля, развернулось еще в середине 50-х годов в англо-американской историографии. В 1954 г. вышли работы Р.-Р.Палмера "Мировая революция Запада" и А.Коббена "Миф о французской революции", в которых была предпринята попытка на примере французской революции отвергнуть всякую социальную интерпретацию революций вообще. По мнению А, Коббена, Великая французская революция - это миф, она лишена какого бы то ни было позитивного содержания, ибо и без нее Франция якобы неизбежно развивалась бы в том же направлении, но не прибегая к насилию и без столь многочисленных жертв[121].
57
Обоснованию метода "контранализа общества" с помощью кинофильмов М.Ферро посвятил несколько специальных статей, в которых речь идет, в частности, и о составе участников апрельских, июньских и июльских событий 1917 г. в Петрограде [173].
58
Имеется в виду статья Э. Ле Руа Ладюри "Иммобильная история", в которой речь идет и об американской революции [3].
59
В частности, в 1970 г. по французскому телевидению был показан "документальный" фильм М. Ферро "Ленин", явившийся своеобразной политической рекламой к первому тому его книга "Революция 1917 года".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор книги — журналист, бывший учитель, живёт и работает в Тюменской области. В своей повести он рассказывает о жизни хантыйского мальчика Ундре, о его дружбе с русскими ребятами и нефтяниками, осваивающими этот богатый край.
"Давно (с незабвенных времен «самиздата») не получал я такого удовольствия от публицистики, как при чтении Вашей статьи. Я знаю, конечно, что ничего не изменит она и не заполнит ни в какой мере всепобеждающую Пустоту, но она высечет, я уверен, десятки и сотни искр из родственных душ, которые есть, которые всегда были и которые будут всегда."Этими словами Борис Стругацкий начинает послесловие к статье "Мы — не рабы? Особый путь России: исторический бег на месте" Юрия Афанасьева — статье, содержащий более чем жёсткий и не щадящий никого, включая, скажем, "священных коров либерализма" Ельцина или Гайдара, разбор истоков (от Ясы Чингисхана) и причин того «прекрасного» положения, в котором мы находимся.
Отечественная война 1812 года – одна из самых славных страниц в истории Донского казачества. Вклад казаков в победу над Наполеоном трудно переоценить. По признанию М.И. Кутузова, их подвиги «были главнейшею причиною к истреблению неприятеля». Казачьи полки отличились в первых же арьергардных боях, прикрывая отступление русской армии. Фланговый рейд атамана Платова помешал Бонапарту ввести в бой гвардию, что в конечном счете предопределило исход Бородинского сражения. Летучие казачьи отряды наводили ужас на французов во время их бегства из Москвы.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.