История золотого Будды - [13]

— Да ведь я же учитель…

— Да, да, как же, само собой, — понимающе улыбнулся староста. — Я хотел только сказать, что не одобряю это дело с отравлением. Мы все имели зуб на Павлату, но девчонка-то чем виновата? Не пойму, зачем это было Ганке. В поселке все осуждают его, бессовестного отравителя… — Он продолжал бы и дальше изливать свои чувства, но у Красла лопнуло терпение. Он пошел за ключом от комнаты. Трактирщик уже спешил навстречу, низко кланяясь.

— Мы перевели вас, ваша милость, — сказал он, — приготовили для вас нашу лучшую комнату… — Он торопливо вел учителя по лестнице, на ходу несвязно оправдываясь: — Кабы я знал, что вы такой важный господин, никогда бы не осмелился с вами дерзко говорить, уж поверьте. Понимаю, кому уважение положено! Кто бы мог подумать, что это не случайная смерть? Столько народу в тот день погибло, что на Павлату и внимания не обратили. А вы сразу все поняли. Ценят же, наверное, вас в полиции, разрази меня бог! — Болтая, он открыл ключом двери номера на первом этаже. Это была просторная комната с окнами во двор и в сад, с огромной двуспальной постелью, взбитой под потолок, с украшениями и статуэтками на камине. На столе стояла бутылка водки, уже откупоренная. Трактирщик мигом наполнил рюмки. — Значит, за ваше драгоценное здоровьице! Чтобы вы нашли еще много других отравителей и убийц!

Красл отказался, однако, от выпивки. Он устал и хотел спать.

— Что вы, как можно! Ведь вы должны идти к Риссигу, давеча присылали горничную. Велено вас, как придете, тотчас отправить в замок. Альбину уже отвезли туда в баронской карете. За лекарствами в Либерец послали. Они дело знают. Теплая вода в умывальнике, а если надо чего погладить…

Трактирщик был сама любезность. Но Красл без лишних слов выпроводил его. Ладно, он пойдет к Риссигу, ничего не поделаешь. Красл тяжело вздохнул и, не снимая ботинок, одетый, повалился на постель. Надо было хоть чуточку отдохнуть. Мысли в голове путались. Значит, теперь он должен помогать врагам, немецким фабрикантам, против своего друга детства. Но что поделаешь? Убийца есть убийца, яд остается ядом. Немного придя в себя, Красл с трудом поднялся и налил воды в кувшин. Вдруг он заметил возле кровати свернутую бумажку. Ее явно забросили в окно, обернув ею камень, окно было открыто. Большими печатными буквами написано: «Убирайся домой, а то мы тебя отделаем». Красл вздрогнул и снова оглянулся на окно. Двор был пуст, из кухни слышалось пение девушек. В саду тоже никого! Прямо под окном рос высокий орех. Если на него влезть, можно увидеть постель Красла. Забыв про умывание, учитель помчался по лестнице вниз, в пивную, прыгая через две ступеньки.

— Немедленно переселите меня в прежний номер! — крикнул он и тут же подумал, что уже разыгрывает роль полицейского начальника — орет, приказывает.

— Конечно, сей момент, — забормотал трактирщик, кланяясь. Двое рабочих, сидевших в углу, недовольно обернулись. Все в зале примолкли, как бы выражая учителю свое неодобрение.

— Утром я уезжаю! — провозгласил он еще громче. — А с полицией я ничего общего не имею! — подчеркнул он, обращаясь к столу, где сидели рабочие. — Понимаете, ничего! Вы меня с кем-то путаете!..

Но никто не прореагировал на его речь. Красл выбежал из трактира как был, голодный и неумытый. Может, дадут поесть у Риссига? Вот уже он с надеждой думает о фабрикантах и со страхом — о собственных земляках!..

Почти бегом одолев темные улицы, он лишь у дверей замка перевел дух. Все окна были ярко освещены, слышались звуки флейты. Мелодия Моцарта, его любимого композитора. Он стоял благоговейно, на минуту забыв обо всем, тихонько насвистывая мелодию. В это время мимо пролетел камень. Он обернулся во тьму. Что-то ударило его в плечо. В поселке послышался свист. Поблизости от замка ему ответили. Потом раздался выстрел. В замке сразу перестали играть. Красл присягнул бы, что пуля просвистела совсем рядом. Однако он не шелохнулся — отличная мишень на фоне освещенных окон. Таким, окаменевшим на месте, его застали охранники и уланы Риссига, выбежавшие из замка. Он стоял недвижно, из глаз текли слезы, как у обиженного ребенка.

V. Враг народа

1

— Вот теперь вы сами убедились, — молодой Риссиг закурил сигару, сидя напротив Красла в удобном кресле у дверей салона, в котором музыканты продолжали играть Моцарта. — Так же они относятся к нам. Ни с того ни с сего ненависть, камни и вот, наконец, убийства!

Георг Риссиг был высокий красивый мужчина, плечистый, с черной гривой густых волос. Он держался любезно и учтиво, лишь иногда сквозь эту маску прорывалась злость или озабоченность.

— Бандиты! Откуда они только берутся в наших краях, не понимаю! — Фабриканту не сиделось на месте, он встал, поправил сюртук из превосходного английского сукна и продолжал, словно оправдываясь перед самим собой: — В детстве я вместе с детьми тогдашних рабочих ходил играть на отцовскую фабрику. Я знал всех рабочих по именам, в воскресенье они молились в костеле, сидя на наших скамьях, на святках всегда получали подарки. Те люди не стали бы убивать. Они были кроткие, как голуби, благодарные за то, что не должны голодать в своих горных деревнях. Вы видели, как там живут? В каждой избе полно детей, а поля скудные, полоски, похожие на лапшу, и так из поколения в поколение. Пили кофе из жженого сахара, козье молоко только на продажу. Вот что такое настоящая нищета. Всем, кто у меня на фабрике жалуется, я говорю: а зачем вы здесь? Почему не возвращаетесь домой? Не хотите? Значит, у меня получше? Понаехало сюда к нам голодающих со всей страны. Среди них и те, которые нарушают закон, бродяги, преступники, поднимающие руку на своих ближних. Не понимаю, откуда они берутся в таком количестве? Теперь я на улицу даже опасаюсь выходить… Вы сами видели, что они делают, ваш долг рассказать об этом в Праге. Я знаю, что вас послал доктор Х. Вот вы ему растолкуйте, кого он защищает в своем журнале — убийц и бунтовщиков! С прежними рабочими старый Риссиг всегда мог договориться. Мы жили как одна семья. Но с этим сбродом, который стекается сюда бог знает откуда, нужна твердая рука. Иначе они нас перестреляют!