История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой - [58]

Шрифт
Интервал

– Потому что я уже несколько раз подглядел.

Я опять перетрусила.

– Когда, когда это вы подглядели?

– Несколько раз… например, в воскресенье утром.

– Неужели?

– Тебе нужны доказательства? В минувшее воскресенье ты лежала сверху, а он снизу, и потом ты ещё в рот брала. А во второй раз ты снизу лежала… что скажешь, разве не так?

– Да. – Я вспомнила. Это происходило, когда только начало светать.

Он поднялся:

– Ну, тогда с сегодняшнего дня ты моя любовница. Теперь у меня будет две.

Я сдержала любопытства:

– Две?

– Да.

– И кто же вторая?

– Ты ещё увидишь её.

С этими словами он удалился.

Утром каждого дня, как только отец уходил из дому, он являлся в комнату и спрашивал:

– Ну, сегодня ночью что-нибудь происходило?

И я должна была рассказывать ему, сношалась ли я или нет. Кроме того, он хотел знать, имею ли я сношения с другими мужчинами. Однако я предусмотрительно умолчала об этом и ни словом не обмолвилась о моём священнослужителе. Рудольф никоим образом не употреблял меня, иногда только играл моими грудями или прохаживался внизу пальцами, а иногда без обиняков говорил:

– Сегодня ничего не получится… вчера я пудрил другую свою любовницу.

Я по-прежнему не испытывала к нему никакой симпатии, если только он непосредственно не находился во мне, однако и ненавидеть его я тоже больше не ненавидела, а считала чрезвычайно рассудительным, вследствие чего питала к нему огромное уважение.

К помощнику священника я наведывалась приблизительно каждые две недели. Но теперь речь уже не шла о сожалении или о покаянии, об исповеди или об очищении. В один прекрасный день, едва только я вошла в комнату, он без лишних разговоров раздел меня, вылизал и отсношал, позволил снова полизать себя и затем исполнил мне номер на бис, произнося при этом лишь сплошную похабщину. С тех пор я вступала с ним в половые отношения как с всякими прочими мужчинами, и когда он лежал на мне или я на нём, я даже обращалась к нему на «ты».

Рудольф же с тех пор неизменно обходился со мной хорошо, мой отец тоже, а о большем я и не мечтала.

Если теперь, одеваясь поутру, отец брал меня за грудь или давал мне поиграть своим хоботом, я уже не испытывала робости, поскольку отныне знала, что Рудольф не сидит в засаде, а мирно спит. Пару раз я даже заметила ему в шутку по этому поводу:

– Сегодня вы тоже могли бы опять нас застукать, отца и меня…

Он осведомлялся:

– Сношались?

– Нет… однако… он снова играл со мной.

Рудольф добродушно замечал:

– Пусть себе играет, я больше не наблюдаю…

Он повторял это столь часто, и повторял как само собой разумеющееся, пока я в это не поверила и, когда во время наших утренних развлечений отец внезапно останавливался со словами: «Тсс… неровен час, Рудольф войдёт…», сама не успокаивала его, замечая:

– Ах, да ничего не будет… он спит как сурок.

Так вот, однажды утром отец, как бывало, принялся заигрывать со мной и стянул мне рубашку, так что грудь у меня обнажилась. Он поцеловал её и затеял игру с сосками, что, надо признать, меня и по сей день ещё наполняет мгновенным желанием.

Поскольку сам он тоже ещё был в рубашке и не успел надеть даже подштанников, вся его амуниция быстро оказалась в моих руках, и я обрабатывала его точильный ремень, пока тот не принял молодцеватую выправку и не начал пульсировать.

Тогда он забрался мне под юбки и притиснул меня к кровати. Однако мне, не знаю уж почему, подумалось о Рудольфе, и я воспротивилась:

– Нет… он может что-то услышать…

– Да ерунда какая, он же спит, – возразил мне отец моими же собственными постоянными словами и от себя добавил: – Мне, во всяком случае, наплевать.

Я стала ещё быстрее растирать ему черенок и предложила компромисс:

– Пусть на вас так накатит.

Ибо я всё ещё не рисковала ложиться.

– Но в таком случае ты ничего не получишь, – добродушно заметил он.

– Мне не требуется, – ответила я, прикидывая в голове как позднее возместить свой убыток за счёт Рудольфа.

Но ничего не помогло.

– Нет, нет… иди сюда… – настаивал отец.

И поскольку я и без того уже наполовину была готова совершить сей акт, то позволила бросить себя на постель, да ещё собственноручно, лишь бы только поскорее покончить с этим делом, вставила поршень в машину.

– А-а… а-а… – начал толочь отец.

– А-а… сильнее… сильнее… – отвечала ему я.

– Ах… именно сегодня так здорово… – пыхтел он.

– У меня уже подкатывает… сейчас, – призналась я.

– Ещё парочку ударов… так… я брызгаю… теперь я брызгаю.

И в это мгновение волна его спермы ударила в меня, но в тот же миг распахнулась дверь, на пороге вырос Рудольф и невозмутимо спросил:

– Чем это вы тут занимаетесь, господин сосед?

Мой отец настолько оторопел от неожиданности, что наскоро сделал ещё три-четыре толчка, чтобы как можно основательнее выплеснуть семя.

– Не торопитесь, пожалуйста… – насмешливо обронил Рудольф.

Теперь мой отец подскочил как ужаленный и, продолжая учащённо дышать, с бледным видом встал перед Рудольфом. Тот пристально смотрел на него.

Я, как была, так и осталась лежать на постели, поскольку не знала, что мне делать и как поступить.

– Давайте для начала прикроем девчонку, – насмешливо произнёс Рудольф и опустил мне юбки. Потом, увидев мою обнажённую грудь, он кинул на неё подушку и сказал:


Еще от автора Жозефина Мутценбахер
Мои 365 любовников

Данная книга является продолжением истории жизни знаменитой венской проститутки Жозефины Мутценбахер в ее зрелые годы. Говорят, что когда Жозефина Мутценбахер умерла, за ее гробом следовала шестикилометровая процессия, не исчерпавшая и четверти ее любовников.Под псевдонимом автора этой книги скрывается австрийский писатель Феликс Зальтен – автор всемирно известной сказки «Олененок Бемби» и многих других детских и взрослых книг.Эта книга, как и трилогия в целом, адресована искушенному читателю не моложе 18 лет.


Пеперль - дочь Жозефины

Данная книга рассказывает о жизни дочери знаменитой венской проститутки Жозефины Мутценбахер. Под псевдонимом автора этой трилогии скрывается австрийский писатель Феликс Зальтен – автор всемирно известной сказки «Олененок Бемби» и многих других детских и взрослых книг.Эта книга, как и трилогия в целом, адресована искушенному читателю не моложе 18 лет.


Рекомендуем почитать
Отражение мертвой любви

Мечты амбициозного музыканта Кирилла разрушены вдребезги. В период, когда все кажется особенно блеклым, главный герой, по чистой случайности, спасает жизнь очень влиятельного, харизматичного, но в то же время абсолютно безумного человека. В благодарность мужчина хочет вытащить Кирилла из серости будней. Адреналин, страсть, новые эмоции. Кирилл вновь находит себя. Но лишь до того момента, пока он не встречает Еву. Женщину, которая хочет видеть весь мир в огне...


Темная страсть

Аэрон, бессмертный воин, считает, что не нуждается в плотской любви. Поэтому когда-то в порыве самоуверенности он бросил Кроносу, Верховному богу титанов, дерзкий вызов, прося ниспослать ему такую женщину, которой придется добиваться. И вот уже несколько недель Аэрон ощущает беспокойство из-за Оливии, которая появилась около него столь внезапно. Ангел она или демон, какую угрозу несет в себе? Оливия клянется, что она падший ангел, что отказалась от бессмертия, потому что ей приказали расправиться с Аэроном, а она не может не только обезглавить его, но и причинить ему малейшую боль.


Немийцы

Дима прочитал или увидел мысли на моем лице, потому что одну руку убрал от овощей и схватил ею меня за попу, пододвигая к себе ближе. А я не сопротивлялась когда поцеловали за ушком, и когда, рука, пощупав бедра, скрытые только шортами переместилась вдоль талии на грудь и смяла, я совсем не сопротивлялась. Ни капельки! К тому же, не забывала один момент — в правой руке у мужчины нож!!! Погладила пальчиками Диме подбородок, почувствовала легкую щетинку. Он не брился эти пару дней, от этого сразу казался «взрослым», грозным, типичный бандит из боевиков, оставалось сигарету в зубы и запах перегара добавить. — Мурррр, — призывно мяукнула, прикрыв глаза. — Кису… надо… отодрать! — расслышала рык уже отнюдь не котика на ухо, а скорее зверя.


Всё прекрасно. Всё чудесно

— Я не ожидала, Альбус, — начала МакГонагалл, когда дверь за студентками закрылась. — Что Грейнджер сможет попасть в эти цепкие лапы судьбы. — Что поделаешь, Минерва. Каждый из нас когда-то делает шаг ко взрослой жизни, — спокойно произнёс Дамблдор со своего портрета. Он уже отложил свитки и смотрел в сторону директора. Его очки-половинки лежали в его руках. — Просто кто-то делает это позже, а кто-то — намного раньше положенного.


Тиннар

— Любуешься? — голос Эриндела заставляет вздрогнуть от неожиданности. — Да, — Тиннар произносит это очень хрипло и через силу. — Мальчик очень красив. И не менее опасен… — Можно подумать, что мы с тобой — две невесты на выданье! — Ну, мы-то нет, а вот его удар был для меня полной неожиданностью. — Он больше не ударит так — он знает, насколько это больно. — И он не пугает тебя этими силами? — Нет. Он — словно цветок на вершине горы — помнишь, эдельвейс-очень хрупкий, но выживает там, где другие просто замерзают.


Осквернённый ангел

Большими пальцами он старательно попытался убрать слёзы. Девушка всё также стояла, не двигаясь. Она замерла и была похожа на статую. Ангел. Оскверненный, но такой прекрасный ангел.