История жизни, история души. Том 2 - [4]
И на ноги бы, и под ноги бы,
И вовсе бы так, в пески...
Страсть по купцам распроданная, Расплёванная — теки!
Пеною уст и накипями Очес — и потом всех Her... волоса заматываю Ноги твои, как в мех!
Некою тканью под ноги Стелюсь... Не тот ли (та!)
Твари с кудрями огненными Молвивший: встань, сестра!
26 августа 1923 г.
2
Масти, плоченные втрое Стоимости, страсти пот,
Слёзы, волосы, — сплошное Исструение, а тот,
В красную сухую глину Благостный вперяя зрак:
— Магдалина! Магдалина!
Не издаривайся так!
31 августа 1923 г.
3
О путях твоих пытать не буду Милая, ведь всё сбылось.
Я был бос, а ты меня обула Ливнями волос —
И слёз.
Не спрошу тебя, — какой ценою Эти куплены масла.
Я был наг, а ты меня волною Тела — как стеною Обнесла.
Наготу твою перстами трону Тише вод и ниже трав...
Я был прям, а ты меня наклону Нежности наставила, припав.
В волосах своих мне яму вырой, Спеленай меня без льна.
- Мироносица! К чему мне миро? Ты меня омыла,
Как волна.
31 августа 1923 г.
И. Г. Эренбургу
<Москва> 28 августа 1955
Дорогой друг Илья Григорьевич! Нежно и бережно передаю Вам эти письма>1, сбережённые мамой через всю жизнь — и всю смерть! Сами подлинники хранятся где-то там - где? она не успела сказать мне, а я тогда не успела спросить толком, как всегда думая, что всё -впереди. Я не могу отдать Вам их, переписанные её рукой, т. к. в той тетрадочке ещё несколько писем не Ваших — очень немногих и не очень верных друзей.
И вот возвращается в Ваши руки кусочек той жизни и той дружбы>2, то бывшее в движении и теперь окаменевшее - не знаю, то ли я говорю, но у меня такое чувство, что уцелевшее письмо — та же Самофракийская победа, сохранившая в складках своей одежды то стремление и тот ветер — и во всей каменности своей и сохранности такая же беззащитная, как эти письма на бумаге.
Почему всё прошлое, сбывшееся - всё равно беззащитно перед будущим?
Отчего-то в моей памяти весь тот Берлин>3 пропах апельсинами, и всю жизнь этот грустный запах воскрешает всё то не-грустное, всех вас, молодых и сильных творчеством, — и через все войны - весь строгий город, залитый солнцем.
И ещё: с тех пор я Вас всю жизнь помню поэтом — не писателем, не публицистом и не несомненным борцом за гадательный мир -только поэтом!
Спасибо Вам большое за то, что так отозвались на мою просьбу - сейчас иду к Вам за машинкой, а в субботу буду Вам звонить.
Целую Вас и Любу!>4>и Г Эренбург,
Ваша Аля Рис- Пабло Пикассо
>1 У нас нет сведений о том, какие именно письма И.Г. Эренбурга к М.И. Цветаевой были пересланы ему А.С.
>2 Знакомство М.И. Цветаевой с И.Г. Эренбургом завязалось в 1917 г., тесное общение и переписка относятся к 1921-1922 гг.
>3 М.И. Цветаева с дочерью приехала в Берлин 15 мая 1922 г. и поселилась в пансионе на Прагерплац в комнате, которую им уступил И.Г Эренбург.
>4Любовь Михайловна Эренбург-Козинцева (1890-1971) - жена И.Г. Эренбурга, художница.
Б.Л. Пастернаку
3 октября 1955
Боренька, нашла в маминой записной книжке (м. б. это вошло в её прозу о тебе? не знаю — не перечитывала лет 20).
«Есть два рода поэтов: парнасцы и — хочется сказать — везувцы (-ийцы? нет, везувцы: рифма: безумцы). Везувий, десятилетия работая, сразу взрывается всем. (N3! Взрыв — из всех явлений природы — менее всего неожиданность.) Насколько такие взрывы нужны? В природе (а искусство не иное) к счастью вопросы не существуют, только ответы.
Б.П. взрывается сокровищами»>1.
Боренька, а ведь это о твоём романе (хоть запись и 1924 г.!). Как-то ты живёшь, мой родной? Целую тебя и люблю.
Твоя Аля
Ты мне ничего не ответил о романе: переписывается ли, переписан ли, когда и как можно прочесть?
>1Цветаева М. Неизданное: Сводные тетради. М., 1997. Тетрадь 2. С. 308.
И. Г. Эренбургу
<Москва> 4 октября 1955
Дорогой Илья Григорьевич! Не знаю, вернулись ли Вы, а звонить -стесняюсь, т. к. звонки всегда мешают.
Посылаю Вам (из маминой записной книжки) два письма к Вам, первое из которых Вы, наверное, впервые получите только сейчас, тридцать три года спустя. Знали ли Вы Чаброва>1, о котором рассказывает мама? Мы видели его в последний раз в Париже, в тридцатых с чем-то годах, ожиревшего, в засаленной рясе, с тонзурой. Принял католичество, сделался священником, получил нищий приход где-то на Корсике. Только глаза у него оставались лукавыми, но всё равно мы все себя с ним чувствовали очень неловко. Чабров-кюре! Какой-то последний маскарад. Ужасно! Что это за человеческие судьбы? Что ни судьба - то чертовщина какая-то.
Насчёт второго письма — а как всё же отмелись сами мамины ДонЖуаны и плащи>2. Я как раз перепечатывала стихи тех лет, и так многое мне там «против шерсти». Театральность была не по ней - т. е. образ в образе - уже однажды придуманный Дон-Жуан - прошедший через литературу, театр, музыку, пришедший к ней уже истасканным так, как может быть только Дон-Жуан, - и плащ такой же! и из всей этой истасканности и выжатости и изжитости что она могла сделать? Жест, поза, магия самого стиха, т. е. стихотворного приёма, больше и нет ничего. Её самой нет. А вот насчёт Царь-Девиц, Егорушек и Руси>3 - не знаю. Нет, это, конечно, не второстепенное. «Егорушку» Вы знаете?
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
