История жизни, история души. Том 2 - [23]

Всё уладится и устроится, только приезжайте. И - помимо всего мне просто хочется, чтобы ты познакомился с чудесными людьми, с чисто Ольгиной простотой и радушием предлагающими вам передышку под их кровом и крылом. Всё будет хорошо, спокойно и тихо, вы сможете быть самими собой без оглядки на всё и вся.

Целую тебя крепко, дорогой мой, люблю тебя и всегда с тобой.

Твоя Аля

¹ В событиях, развернувшихся после присуждения Б. Пастернаку Нобелев ской премии.

²Константина Георгиевича Паустовского (1892-1968).

³Елена Михайловна Голышева (1906-1984) - переводчица и Николай Давыдович Оттен (наст, фамилия Поташинский; 1907-1983) - литературный критик, сценарист.

Е.Я. Эфрон u З.М. Ширкевич

12 января 1959

Дорогие Лиленька и Зинуша! Спасибо вам огромное за ваши рождественские дары, которые побывали и на вашем Сочельнике, и поспели к нашей ёлке. Этот год я под Рождество была совсем одна -как вам известно, мой «напарник»¹ был в Москве. Всё я убрала, прибрала, вымыла полы, собственноручно испекла слоёный пирожок с яблоками и заварным кремом и ждала, когда зажжётся свет, чтобы заняться ёлкой. Но, как у нас часто здесь случается, свет не зажёгся - очередные неполадки на электростанции. При двух керосиновых лампах я водружала ёлку - настоящую, под самый потолок! (Правда, потолки у нас не московские, но всё же!) Всадила её в ведро с песком, к<оторы>й полила, и до того устала, что украшала ёлку чуть ли не до 5 ч. утра! При всём при том не ела до звезды не во имя соблюдения благородных традиций, а потому что всё возилась и возилась, и всё было как-то некогда. (Сейчас пишу вам - это один вид общения, а второй - то, что слушаю 5-й концерт Бетховена, который, вероятно, в это же время слушаете и вы.) Когда я закончила все свои одинокие рождественские приготовления, то вымылась, облачилась в халат и зажгла ёлку. Смотрела на прелестные огоньки и не то чтобы вспоминала былые ёлки и всё, что с ними связано в жизни, — а ведь от них вся радость — детства, а от него и последующих лет! — а как-то ушла в невозвратную и всегда близкую страну, где все - вместе и все — счастливы, хотя бы раз в году, хотя бы в ночь под Рождество. И, знаете, я не была ни одна, ни усталая в эту ночь перед этой ёлкой - я была удивительно покойна, внутренне безмятежна, наполнена неувядаемой свежестью ушедших лет и душ. Все мои, живые и ушедшие, всё моё было со мною. Сейчас пишу вам, и мне уже грустно - потому что это уже не та ночь, когда все милые души прикоснулись к моей душе, и я об этом уже только вспоминаю.

А какова была сама ночь, мои дорогие! Небо было той густо-туманной синевы, которая, переходя у горизонта в черноту, на самом деле струит неуловимый свет, и он везде просачивается сквозь все небесные поры. Тишина была необычайная, и, казалось, тот легкий

бо

звон в ушах, что рождаем тишиной, идёт издалека-издалека, от звёзд, от той звезды... Деревья стояли в сказочном, только что выпавшем, нетронутом снегу — каждая тончайшая веточка в искрящемся пуху. Тихо-тихо, и темно, и светло, и покойно, и вместе с тем настороженно - мы все, и небо, и звёзды, и деревья, и домишки под белыми шапками, и я, — прислушивались к дальнему, давнему, вечному чуду...

Целую вас крепко-крепко обеих, спасибо ещё раз за всё милое и вкусное, а особенно мне понравилась бонбоньерка с клюковкой — она висит на нашей ёлке и никому не признаётся в ошибках молодости, т. е. в том, что когда-то содержала в своих недрах английскую соль!

Я буду сидеть в Тарусе², пока меня не вызовут подписывать договора или получать деньги. Возможно, Ада приедет 20-го за пенсией и пробудет в Москве дня два. Надеюсь, что вы её приютите, как обычно.

Целуем вас обеих мы обе.

Ваша Аля

' А.А. Шкодина.

² В.И. Цветаева отрезала А.С. от своего участка в Тарусе узкую полосу, на которой А.С. и А.А. Шкодина к сентябрю 1958 г. построили домик. А.С. жила в Тарусе круглый год.

А.А. Ахматовой

29 мая 1959

Дорогая Анна Андреевна! Большое, большое спасибо за книгу, которая только вчера дошла до меня. Это ничего, что обломки¹, — Венера Милосская и та без рук; вся история — осколки; всё прекрасное, прежде бывшее, дошло до нас в виде черепков — и всё равно встало во весь рост, стоит и стоять будет. Так и эта книжечка, как и любая — поэта — лишь скорлупки яйца, давно уже не вмещающего размаха крыльев птицы.

Теперь у меня две Ваших книжечки, одна ранняя, подаренная мне маленькой², и вот эта, и между ними - целая жизнь, которую прожить - не поле перейти.

Получила на днях письмо от одного давнего знакомого из Чехословакии, а там, т. е. в письме: «Петр Николаевич» (Савицкий³) «получил томик стихов Анны Андреевны с дарственной надписью. Человек я не завистливый и к земным благам равнодушный, а тут

позавидовал...» Я ему пошлю Вашу книгу, т. к. у меня есть один экземпляр, к<отор>ый я выменяла на двух Стивенсонов, одного Шейнина и «Женщину в белом» Коллинза. Пусть завидует «только» дарственной надписи.

Вообще же не встретила ни одного человека, который книгу бы просто купил. Каждый или выменял, или отнял, или украл, одним словом, «достал».

Некоторое время тому назад мы наконец познакомились с женой О.Э.