История жизни, история души. Том 1 - [8]
>4 Спектакль «33 обморока» на основе чеховских одноактных комедий «Юбилей», «Медведь» и «Предложение» был поставлен в 1935 г. Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом (1874-1940) в театре его имени.
>5 В театре великого русского актера Михаила Александровича Чехова (1891 -1955) шли инсценированные рассказы А.П. Чехова и его одноактные комедии: «Юбилей» и «Предложение». А.С. могла их видеть и в Праге и в Париже.
>6 Аля с матерью уехали из Москвы 11 мая 1922 г.
>7 Пятидневная рабочая неделя была введена в СССР в августе 1922 г. постановлением правительства.
>8 Вероятно, прозвище неустановленного лица.
>9 «А в ненастные дни / Собирались они / Часто...» - эпиграф к 1 -й главе повести А.С. Пушкина «Пиковая дама».
Л.С. Бараш
21 июля 1937 Мерзляковский, 16, кв. 27, Москва
Моя дорогая Лелька, от тебя давно нет писем, или мне это только кажется? Одним словом, так или иначе, пишу тебе ещё два слова, чтобы рассказать тебе о Северном Полюсе. Не о том самом, о котором ты читала во всех газетах, а о фильме Союзкинохроники>1, к<о-тор>ый на днях идёт к вам в Париж и к<отор>ый ты надеюсь посмотришь. Дело в том, что наконец свершилась моя давнишняя мечта, и я попала в одну из наших киностудий. Мне так хотелось посмотреть, как работают наши киноработники - сравнить, поскольку это в моих силах - работу французских киностудий с на-шимиИ я в таком восторге! Правда, в Союзкинохронике я провела только два дня, но всё же разница разительна! Два дня тому назад мне звонит Алёшка>2, мой давний, ещё парижский товарищ, двадцатилетний человечек сногсшибательной красоты - a part с’а rien de remar-quable>9. Он - французский диктор и переводчик французских текстов (sous titres>10). С некоторых пор, осознав, что голос его достигает и Франции, он стал горд и неприступен, и у него появились тенорские замашки, но тем не менее de temps en temps il me fait l’humeur de me consulter>11 насчёт фр<анцузского> языка. Так было и на этот раз — «Северный полюс» задал всем перцу в смысле «темпов», Алёшка кликнул меня на выручку, и я примчалась, о чём не жалею, так всё было интересно.
Первый человек, с которым я столкнулась в студии был Трояновский>3, оператор, заснявший «L’Odyssei du Tcheliouscine»>12, так это кажется называлось в Париже, - и летавший вот теперь со Шмидтом>4, Папаниным>5 и остальными - человек, 16 дней проживший на полюсе. Человек — как человек. Прелестный парень, на вид — лет 25, на деле наверное немногим больше, простой, весёлый, до невероятия скромный. Нет, не «герой», не одиночка, не единица. Такой же герой, как и все. И это конечно грандиозно.
Ну вот, теперь о самой работе, о том кусочке, что я увидела за этот короткий срок. Во-первых, что меня радостно поразило: никакого чувства гнетущей иерархии: в студии нет ни одного «полубога» - все -люди. Когда входит директор, то к нему бросаются все, он разговаривает с каждым совершенно так же, как и все — с ним. Нет никакой видимой разницы между директором, режиссёром, technicien du son>13, монтажёром, диктором, script girl>14, электротехником и уборщицей. И, что всем известно, отсутствует главнейший представитель заграничного кино-Олимпа, корень зла - commanditaire>15.
Chacun est au couraut du boulot de l’autre>16.
Ко всей работе — общей — все и каждый относится с огромным интересом.
«Северный полюс» - немую пленку озвучивали (quell verbe!>0) при мне. Работали на этот раз ввиду исключительности картины - 10 до 10. Тут и оркестр, и шумы, и три диктора — русский, английский, французский. В этом невообразимом шуме я, приткнувшись то на пьянино, то на grosse caisse>00, то в кабине звукозаписи, то в буфете, то на балконе — переводила тексты, к<отор>ые потом оглашал Алёшка.
Переводила — а в это время разбегались и глаза, и уши. Вот идёт репетиция куска Бородина>6 — на экране мы приближаемся к полюсу. Стоп! Свет. «Исключаю тромбоны как класс!» кричит дирижер — хохот, репетиция возобновляется. А тут французский диктор оглашает вместо «altitude>000» - «altitude-стоп!», а английский никак не может осилить фамилию Мазурука>7, у него всё получается мазурка. Стоп! сначала! <нрзб.> bonne humeur on recommence>0000.
Люди работают — но как весело! Ни одного окрика, ни одной натяжки. В перерывах бегом покурить, выпить стакан нарзану или проглотить бутерброд. Весело, как в школе на большой перемене.
По пожарной лестнице на балкон взбирается режиссёр, забывший трубку. Конечно, мы с английским диктором встречаем его дружным «Romeo-Romeo...»>13, т. к. оба мы видели тот film loufoque>14 с Grade...Grade>8 - как её дальше зовут? Забыла.
Вся аппаратура студии — советская. О качестве я судить не могу, не зная, но знающие люди говорят, что «это - вещь». Вот только плёнка - слишком крупный grain>17. Но - научатся, и скоро. А сам фильм, кажется — тоже «вещь» — пока что видела только отрывки, целиком увижу и прослушаю сегодня. Ты, Лелька, посмотри, и, если нелады с французским текстом — крой меня. Это значит — загляделась на Трояновского. Посылаю тебе несколько кадров: - Северный полюс, сам, та самая точка - Шмидт умывается из чайника, и, второй слева, рядом с Бабушкиным
Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.
Дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, Ариадна, талантливая художница, литератор, оставила удивительные воспоминания о своей матери - родном человеке, великой поэтессе, просто женщине со всеми ее слабостями, пристрастиями, талантом... У них были непростые отношения, трагические судьбы. Пройдя через круги ада эмиграции, нужды, ссылок, лагерей, Ариадна Эфрон успела выполнить свой долг - записать то, что помнит о матери, "высказать умолчанное". Эти свидетельства, незамутненные вымыслом, спустя долгие десятилетия открывают нам подлинную Цветаеву.
Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.
Марину Цветаеву, вернувшуюся на родину после семнадцати лет эмиграции, в СССР не встретили с распростертыми объятиями. Скорее наоборот. Мешали жить, дышать, не давали печататься. И все-таки она стала одним из самых читаемых и любимых поэтов России. Этот феномен объясняется не только ее талантом. Ариадна Эфрон, дочь поэта, сделала целью своей жизни возвращение творчества матери на родину. Она подарила Марине Цветаевой вторую жизнь — яркую и триумфальную. Ценой каких усилий это стало возможно, читатель узнает из писем Ариадны Сергеевны Эфрон (1912–1975), адресованных Анне Александровне Саакянц (1932–2002), редактору первых цветаевских изданий, а впоследствии ведущему исследователю жизни и творчества поэта. В этой книге повествуется о М. Цветаевой, ее окружении, ее стихах и прозе и, конечно, о времени — событиях литературных и бытовых, отраженных в зарисовках жизни большой страны в непростое, переломное время. Книга содержит ненормативную лексику.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.