История жизни, история души. Том 1 - [8]

Шрифт
Интервал

>4 Спектакль «33 обморока» на основе чеховских одноактных комедий «Юбилей», «Медведь» и «Предложение» был поставлен в 1935 г. Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом (1874-1940) в театре его имени.

>5 В театре великого русского актера Михаила Александровича Чехова (1891 -1955) шли инсценированные рассказы А.П. Чехова и его одноактные комедии: «Юбилей» и «Предложение». А.С. могла их видеть и в Праге и в Париже.

>6 Аля с матерью уехали из Москвы 11 мая 1922 г.

>7 Пятидневная рабочая неделя была введена в СССР в августе 1922 г. постановлением правительства.

>8 Вероятно, прозвище неустановленного лица.

>9 «А в ненастные дни / Собирались они / Часто...» - эпиграф к 1 -й главе повести А.С. Пушкина «Пиковая дама».

Л.С. Бараш

21 июля 1937 Мерзляковский, 16, кв. 27, Москва

Моя дорогая Лелька, от тебя давно нет писем, или мне это только кажется? Одним словом, так или иначе, пишу тебе ещё два слова, чтобы рассказать тебе о Северном Полюсе. Не о том самом, о котором ты читала во всех газетах, а о фильме Союзкинохроники>1, к<о-тор>ый на днях идёт к вам в Париж и к<отор>ый ты надеюсь посмотришь. Дело в том, что наконец свершилась моя давнишняя мечта, и я попала в одну из наших киностудий. Мне так хотелось посмотреть, как работают наши киноработники - сравнить, поскольку это в моих силах - работу французских киностудий с на-шимиИ я в таком восторге! Правда, в Союзкинохронике я провела только два дня, но всё же разница разительна! Два дня тому назад мне звонит Алёшка>2, мой давний, ещё парижский товарищ, двадцатилетний человечек сногсшибательной красоты - a part с’а rien de remar-quable>9. Он - французский диктор и переводчик французских текстов (sous titres>10). С некоторых пор, осознав, что голос его достигает и Франции, он стал горд и неприступен, и у него появились тенорские замашки, но тем не менее de temps en temps il me fait l’humeur de me consulter>11 насчёт фр<анцузского> языка. Так было и на этот раз — «Северный полюс» задал всем перцу в смысле «темпов», Алёшка кликнул меня на выручку, и я примчалась, о чём не жалею, так всё было интересно.

Первый человек, с которым я столкнулась в студии был Трояновский>3, оператор, заснявший «L’Odyssei du Tcheliouscine»>12, так это кажется называлось в Париже, - и летавший вот теперь со Шмидтом>4, Папаниным>5 и остальными - человек, 16 дней проживший на полюсе. Человек — как человек. Прелестный парень, на вид — лет 25, на деле наверное немногим больше, простой, весёлый, до невероятия скромный. Нет, не «герой», не одиночка, не единица. Такой же герой, как и все. И это конечно грандиозно.

Ну вот, теперь о самой работе, о том кусочке, что я увидела за этот короткий срок. Во-первых, что меня радостно поразило: никакого чувства гнетущей иерархии: в студии нет ни одного «полубога» - все -люди. Когда входит директор, то к нему бросаются все, он разговаривает с каждым совершенно так же, как и все — с ним. Нет никакой видимой разницы между директором, режиссёром, technicien du son>13, монтажёром, диктором, script girl>14, электротехником и уборщицей. И, что всем известно, отсутствует главнейший представитель заграничного кино-Олимпа, корень зла - commanditaire>15.

Chacun est au couraut du boulot de l’autre>16.

Ко всей работе — общей — все и каждый относится с огромным интересом.

«Северный полюс» - немую пленку озвучивали (quell verbe!>0) при мне. Работали на этот раз ввиду исключительности картины - 10 до 10. Тут и оркестр, и шумы, и три диктора — русский, английский, французский. В этом невообразимом шуме я, приткнувшись то на пьянино, то на grosse caisse>00, то в кабине звукозаписи, то в буфете, то на балконе — переводила тексты, к<отор>ые потом оглашал Алёшка.

Переводила — а в это время разбегались и глаза, и уши. Вот идёт репетиция куска Бородина>6 — на экране мы приближаемся к полюсу. Стоп! Свет. «Исключаю тромбоны как класс!» кричит дирижер — хохот, репетиция возобновляется. А тут французский диктор оглашает вместо «altitude>000» - «altitude-стоп!», а английский никак не может осилить фамилию Мазурука>7, у него всё получается мазурка. Стоп! сначала! <нрзб.> bonne humeur on recommence>0000.

Люди работают — но как весело! Ни одного окрика, ни одной натяжки. В перерывах бегом покурить, выпить стакан нарзану или проглотить бутерброд. Весело, как в школе на большой перемене.

По пожарной лестнице на балкон взбирается режиссёр, забывший трубку. Конечно, мы с английским диктором встречаем его дружным «Romeo-Romeo...»>13, т. к. оба мы видели тот film loufoque>14 с Grade...Grade>8 - как её дальше зовут? Забыла.

Вся аппаратура студии — советская. О качестве я судить не могу, не зная, но знающие люди говорят, что «это - вещь». Вот только плёнка - слишком крупный grain>17. Но - научатся, и скоро. А сам фильм, кажется — тоже «вещь» — пока что видела только отрывки, целиком увижу и прослушаю сегодня. Ты, Лелька, посмотри, и, если нелады с французским текстом — крой меня. Это значит — загляделась на Трояновского. Посылаю тебе несколько кадров: - Северный полюс, сам, та самая точка - Шмидт умывается из чайника, и, второй слева, рядом с Бабушкиным


Еще от автора Ариадна Сергеевна Эфрон
Моя мать Марина Цветаева

Дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, Ариадна, талантливая художница, литератор, оставила удивительные воспоминания о своей матери - родном человеке, великой поэтессе, просто женщине со всеми ее слабостями, пристрастиями, талантом... У них были непростые отношения, трагические судьбы. Пройдя через круги ада эмиграции, нужды, ссылок, лагерей, Ариадна Эфрон успела выполнить свой долг - записать то, что помнит о матери, "высказать умолчанное". Эти свидетельства, незамутненные вымыслом, спустя долгие десятилетия открывают нам подлинную Цветаеву.


Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Марину Цветаеву, вернувшуюся на родину после семнадцати лет эмиграции, в СССР не встретили с распростертыми объятиями. Скорее наоборот. Мешали жить, дышать, не давали печататься. И все-таки она стала одним из самых читаемых и любимых поэтов России. Этот феномен объясняется не только ее талантом. Ариадна Эфрон, дочь поэта, сделала целью своей жизни возвращение творчества матери на родину. Она подарила Марине Цветаевой вторую жизнь — яркую и триумфальную. Ценой каких усилий это стало возможно, читатель узнает из писем Ариадны Сергеевны Эфрон (1912–1975), адресованных Анне Александровне Саакянц (1932–2002), редактору первых цветаевских изданий, а впоследствии ведущему исследователю жизни и творчества поэта. В этой книге повествуется о М. Цветаевой, ее окружении, ее стихах и прозе и, конечно, о времени — событиях литературных и бытовых, отраженных в зарисовках жизни большой страны в непростое, переломное время. Книга содержит ненормативную лексику.


О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История жизни, история души. Том 2

Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.


История жизни, история души. Том 3

Трехтомник наиболее полно представляет эпистолярное и литературное наследие Ариадны Сергеевны Эфрон: письма, воспоминания, прозу, устные рассказы, стихотворения и стихотворные переводы. Издание иллюстрировано фотографиями и авторскими работами.


Рекомендуем почитать
Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.