История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 - [51]

Накануне своего отъезда я ужинал с м-м дю Рюмэн, которая заверила меня, что ее голос начинает к ней возвращаться; здравое рассуждение, которое она при этом сделала, доставило мне удовольствие. Она сказала, что режим, который, при выполнении поклонения, был ей предписан, мог этому поспособствовать. Я сказал, чтобы она в этом не сомневалась. Я любил повторять, что для того, чтобы вернуть человека на правильный путь, нужно сначала его обмануть. Тьма должна предшествовать свету. Бонкузен, которого я встретил в партере итальянского театра, посмеялся надо мной, когда я сказал, жалуясь, что во всей улице Монмартр дома с адресом, который он мне записал, не существует. Он, смеясь, сказал, что, нуждаясь в шести франках, использовал эту уловку, чтобы их получить. Я сказал, что он, будучи мошенником, не должен раскрывать свои проделки.

Распрощавшись с м-м д’Юрфэ, и заверив ее, что помню все свои обещания, я посадил с собой в фиакр молодого человека и его ботфорты, которые были объектом его обожания. Я отвез его в отель Монморанси, откуда мы выехали к вечеру. Он попросил меня ехать ночью, потому что стыдился, будучи одетым в костюм курьера, ехать не на лошади. На третий день мы прибыли в Аббевиль. Я заказал обед, он спросил у меня, где его мать, я ответил, что мы об этом узнаем, и пригласил его посетить со мной полотняную фабрику месье де Варо.

– Но можно же сразу узнать, есть здесь моя мать или нет.

– Ладно! Если ее здесь нет, мы продолжим наш путь и встретимся с ней в дороге. Мы наверняка встретим ее раньше, чем приедем в Булонь.

– Поезжайте на фабрику, а я пока посплю.

– Как хотите.

Я ухожу. Полтора часа спустя я возвращаюсь в гостиницу и не вижу молодого человека. Клермон спит.

– Где он? Я хочу обедать.

– Он отправился верхом в Париж, чтобы забрать депеши, что вы забыли.

Я вызываю начальника почты и говорю ему, что если он не приведет мне его обратно, он может рассчитывать на большие неприятности, потому что он не должен был давать ему лошадь без моего приказа. Он меня успокаивает и заверяет, что вернет его обратно раньше, чем тот прибудет в Амьен. Он дает распоряжение почтальону, который начинает смеяться, видя мое беспокойство.

– Я его поймаю, – сказал он, – еще сегодня. Он выехал всего полтора часа назад, он проехал только два поста; я проезжаю за то же время три. Вы увидите меня с ним не позднее чем в шесть часов.

– Получишь два луи на выпивку.

Я не мог обедать. Мне было стыдно, что меня так провел неопытный молодой человек. Я бросился на кровать и проспал до тех пор, пока меня не разбудил почтальон, показывая мне виновника, у которого был вид умирающего. Я приказал, ничего ему не говоря, запереть его в комнате, где у него была хорошая постель, куда ему подали ужин и где его держали до утра следующего дня, когда я должен был уезжать в Булонь и Кале. Я должен был оставить его отдыхать, так как он был весь разбит. Почтальон поймал его на половине пятого поста, немного дальше Амьена. Он был смирен, как ягненок. На следующее утро я его позвал и спросил, поедет ли он со мной в Лондон добровольно или связанным.

– Добровольно, даю вам слово чести; но верхом и вслед за вами, потому что иначе я чувствую себя униженным. Я не хочу, чтобы могли сказать, что вы преследуете меня, потому что я вас обокрал.

– Я принимаю ваше слово чести. Закажите другую лошадь. Поцелуйте меня.

Довольный, он сел на лошадь и, следуя впереди меня, остановился только в Кале у «Золотой Руки», где был удивлен, увидев свой чемодан. Я прибыл через час после него.

Глава VII

Мое прибытие в Лондон. Ла Корнелис. Я представлен ко двору. Я снимаю меблированный дом. Я делаю множество знакомств. Мораль англичан.

Едва прибыв, я вызвал хозяина гостиницы и приказал подготовить мне квитанцию на мою почтовую коляску, которую я ему оставлял под его ответственность, и забронировал пакетбот, чтобы он был в моем распоряжении, когда захочу. Был только один свободный, второй был для всех пассажиров, которые платили по шесть франков с головы. Я заплатил за это шесть гиней вперед, взяв квитанцию, потому что меня предупредили, что начиная с Кале человек становится неправ во всех своих спорах, когда не может доказать свою осязаемую и видимую правоту. Клермон до отлива погрузил все мое имущество, и я приказал ужинать. Хозяин известил меня, что в Англии луи не котируются, и поменял мне их на гинеи, без всякой для себя выгоды. Я был восхищен его честностью, так как гинея котируется на семнадцать французских су выше, чем луи.

Маленький д’Аранда – Транти смирился со своей участью. Он был теперь спокоен, горд тем, что смог показать мне свою лихость на лошади. Мы сели за стол, и я услышал звук английских слов в дверях моей комнаты. Вошел хозяин и сказал, что это курьер милорда герцога Бедфордского, посла Англии, который только что прибыл, возвращаясь в Лондон из Версаля. Этот курьер спорил с хозяином пакетбота, который я зафрахтовал; он говорил, что заказал его письмом и что тот не может им распоряжаться; тот отвечал, что письма не получал, и никто не может убедить его в обратном. Я поздравил себя с тем, что пакетбот мой. Я пошел спать, и на следующий день, рано утром, пришел хозяин, говоря, что в полночь прибыл посол, и что его камердинер хочет со мной поговорить. Я его впустил, и он сказал от имени милорда, который торопится вернуться в Лондон, что если я соглашусь уступить ему пакетбот, я смогу, тем не менее, попасть в Дувр. Я взял перо и написал мой ответ в следующих выражениях: