История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 - [34]

В тот же день я дал ужин м-м Пернон, там был и г-н Боно; Марколина блистала, и нам было очень весело. Послезавтра Боно написал мне, что Пассано уехал, чтобы больше не возвращаться в Лион. Что он перед отъездом написал отказ от своих заявлений, которым я, когда его прочитаю, останусь весьма доволен.

Я счел вполне естественным его бегство, но нашел также необъяснимым его отказ, тем более, что он сделал его по доброй воле. Я пришел к г-ну Боно, и он меня удивил, показав это письмо, довольно пространное. Он спросил, доволен ли я, и я ответил, что не только доволен, но и прощаю его.

– Я, единственно, счел странным, – сказал я ему, – что он не настаивал на сотне луи.

– Эта сотня луи – он получил ее, но от меня; я потратил их с удовольствием, чтобы не оказаться на публике замешанным в бесчестье, которое повредило бы всем нам, и мне прежде всего, потому что, наконец, вы бы ничего не делали, если бы я вам ничего не говорил. Я бы вам не сказал ничего, если бы вы не сказали мне, что были бы довольны отказом, и простили бы его. Что касается этих ста луи, я рад случаю дать вам маленькое свидетельство моей дружбы. Не будем об этом больше говорить, прошу вас.

Я нежно его обнял.

Я отправился обедать вместе с Марколиной и сказал ей, что мы уезжаем в Париж через три дня.

Глава V

Я встречаю в Лионе послов Венеции и доверяю им Марколину. Я расстаюсь с этой очаровательной девушкой и уезжаю в Париж. Любовное путешествие с Аделью.

Год 1763

На следующий день я сидел в комедии позади м-м Пернон, когда увидел входящих в ложу напротив г-на Кверини и прокуратора Морозини; я увидел вместе с ними г-на Мемо и графа Стратико, профессора униерситета в Падуе, все личности мне знакомые, которые, возвращаясь из Лондона, проезжали Лион на обратном пути домой.

Прощай, дорогая Марколина, – сказал я себе. Я загородил увиденное от нее и ничего ей не сказал; она внимательно слушала, что говорил ей г-н Боно, и к тому же она не знала никого из этих венецианцев. Я обратил внимание, что г-н Мемо меня заметил и показывает на меня прокуратору, который меня хорошо знает; я решил, что не могу уклониться от того, чтобы пойти их поприветствовать в их ложе.

Посол Морозини встретил меня восторженно, г-н Кверини – достаточно вежливо для законопослушного гражданина, а г-н Мемо – взволнованно, потому что помнил, что мадам его мать участвовала в заговоре, который восемь лет назад привел к посадке меня в Пьомби. Я поздравил этих сеньоров с прекрасным посольством, которое они провели к Георгу III, и с возвращением на родину, и косвенно выразил надежду на то, что, с помощью протекции их милостей, смогу когда-нибудь сам туда вернуться. Видя меня в блестящем положении, г-н Морозини сказал, что я счастливей, чем они, так как вынужден держаться вдали от родины, в то время как он возвращается лишь в силу обязанности. Он спросил, откуда я еду и куда направляюсь; я ответил, что возвращаюсь из Рима, где Святой Отец сделал меня своим рыцарем, и направляюсь в Лондон.

– Приходите ко мне, и я дам вам маленькое поручение.

Ваше Превосходительство останется здесь на какое-то время?

– На три или четыре дня.

Я вернулся в свою ложу; Марколина спросила, кто эти месье, которых я повидал, я ответил, холодно на нее посмотрев, что это венецианские послы, которые возвращаются из Лондона. Она изменилась в лице и больше не говорила. Минуту спустя она спросила у меня, кто из них – г-н Кверини, и я на него указал. Комедия окончилась, мы спустились. Послы стояли в дверях, ожидая свой экипаж. Мой оказался ближе. Прокуратор Морозини мне сказал:

– С вами очаровательная девушка.

Марколина подошла поцеловать руку г-ну Кверини, который, удивленный, ее поблагодарил и спросил:

– Почему мне?

– Потому, – ответила она ему на венецианском наречии, – что я знаю, что Ваше Превосходительство – г-н Кверини.

– Что делаете вы с Казановой?

– Он мой дядя.

Подкатила коляска, я попросил у них прощения, посадил Марколину, сел за ней следом и скомандовал:

– В «Парк».

Марколина была в отчаянии, так как ее отъезд в Венецию был решен, мне не следовало пренебрегать этой оказией. Она вздыхала, плача, в то время как мне следовало веселиться. Я сказал ей, что у нас есть три или четыре дня, чтобы продумать, как поговорить с господином Маттио, ее дядей; я похвалил ее за то, что она догадалась поцеловать руку г-ну Кверини, и, в ожидании того, что мы этим воспользуемся, просил ее быть веселой, так как ее горе ранит мне душу.

Мы были еще за столом, когда я услышал в прихожей голос г-на Мемо, молодого венецианца, любезного и полного ума. Я предупредил Марколину ни слова не говорить о наших делах и держаться весело, но с достоинством. Мы поднялись, он упросил нас снова сесть за стол, выпил с нами и описал в деталях веселый ужин, который состоялся у них вместе с г-ном Кверини, старым вельможей, которому эта столь красивая венецианская девушка поцеловала руку. Событие это всех очаровало, и сам г-н Кверини был польщен.

– Могу ли я спросить вас, мадемуазель, откуда вы знаете г-на Кверини?

– О! Это тайна.

– Тайна! Ах! Как мы посмеемся завтра. Я пришел, – обратился он ко мне, – просить вас, от имени послов, пообедать с нами завтра вместе с этой очаровательной племянницей.