История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7 - [22]

Я вернулся к себе с этой идеей и, не заходя узнать, как она себя чувствует, пошел обедать в одиночку. Ледюк сказал мне, что она также обедает в своей комнате, и что хозяин сказал, что она не будет больше спускаться к столу. Я это знал.

Пообедав, я отдал визит г-ну Дольчи, который представил меня своему отцу, очень любезному, но недостаточно богатому, чтобы отвечать желанию сына путешествовать. Этот мальчик был проворен, как обезьяна; он продемонстрировал мне свою большую ловкость в фокусах. Он был нежен, и, видя, что мне интересно узнать его успехи в любовных делах, рассказал мне несколько небольших историй, которые показали мне, что он находится в том счастливом возрасте, когда только отсутствие опыта приносит неудачу. Он не хотел женщины богатой, потому что она требовала бы от него того, что представлялось ему низким, – давать ласку без любви, и он тщетно вздыхал по одной юной, потому что она требовала уважения. Я сказал, что он, будучи смелым, должен заставить служить себе богатую и щедрую, и с большой учтивостью пренебречь уважением по отношению к молодой, которая, поругавшись сначала, всегда будет готова его простить. Он не был распутник, и склонялся к некоторому нонконформизму; он невинно забавлялся с друзьями своего возраста в саду близ Авиньона, где сестра садовника его развлекала, когда его друзей там не было.

В сумерках я вернулся к себе, и Астроди с Лепи – таково было имя горбуньи – не заставили себя ждать. Когда я увидел пред собой эти две фигуры, я почувствовал что-то вроде растерянности. Мне казалось невозможным присутствовать при том, что, однако, как я знал, должно произойти. Астроди, некрасивая и опытная, была уверена, что дополнит все свои недостатки чрезвычайным распутством. Лепи, совершенная горбунья, но исполненная таланта и ума, свойственного ее состоянию, была уверена, что возбудит желания, со своими прекрасными глазами и своими зубами, которые, казалось, выскакивали из ее рта, чтобы показать свою красоту. Астроди, прежде всего, влепила мне поцелуй по-флорентийски, который мне пришлось так или иначе переварить, а Лепи подставила мне только щеки, которые я сделал вид, что поцеловал. Когда я увидел, что Астроди готова начать делать глупости, я попросил ее продвигаться помедленнее, так как, будучи новичком в подобного рода затеях, мне следовало подготовиться к этим вещам. Она обещала быть разумной.

Перед ужином, не зная, что говорить, я спросил у нее, завела ли она любовника в Авиньоне, и она ответила, что у нее есть только аудитор вице-легата, который, хотя и антипатичный, но любезный и образованный.

– Я не приспособлена к его вкусам, – сказала она очень свободно, – к тому, что в прошлом году в Париже я считала невозможным, потому что воображала, что это должно быть вредно, но я ошибалась.

– Как! Аудитор имеет тебя как мальчика?

– Да. Моя сестра его обожала, так как это ее страсть.

– Но у твоей сестры широкие бедра.

– А у меня? Вот, смотри, трогай.

– Ты очень хороша; но погоди, еще слишком рано. Мы будем творить глупости после ужина.

– Знаешь ли ты, – говорит ей Лепи, – что ты сумасшедшая?

– Почему сумасшедшая?

– Фи! Можно ли подбирать так подол?

– Дорогая, ты сделаешь так же. Когда находишься в доброй компании, пребываешь как бы в Золотом Веке.

– Я удивлен, – сказал я Астроди, – что ты всем раскрываешь тот образ действий, который ты применяешь с аудитором.

– Это не я раскрываю всем, а все мне про это говорят и делают мне комплименты, потому что никто не любит девушек. Мне было бы странным отрицать очевидное. Я удивляюсь моей сестре, но в этом мире ничему нельзя удивляться. Эй, значит ли это, что ты сам не любишь этого?

– Нет, я больше люблю это.

Говоря «я больше люблю это», я протягиваю руку к Лепи, которая стоит передо мной, в то место ее одежды, которое должно соответствовать ее «этому», и моя рука не находит там ничего, а Астроди разражается громким смехом. Она встает, берет мою руку и тянет ее, чтобы поместить туда, где находится «это» ее товарки, она кладет ее не далее чем на шесть дюймов ниже ее горба. Именно там, к моему великому изумлению, мои пальцы ощущают верхушку опоры. Лепи, которой хватает стыда состроить из себя недотрогу, отодвинувшись, начинает смеяться, но я чувствую себя немного озадаченным, так как, вместо того, чтобы иметь это место в центре своей персоны, она имеет его в верхней четверти, остальные три четверти приходятся на ляжки и ноги. Я развеселился, представляя себе удовольствие, которое доставит мне это зрелище, для меня совершенно в новинку, после ужина.

– Может ли быть, дорогая Лепи, что у вас не было любовника?

– Нет, – говорит Астроди, – она девственница.

– Это неправда, – возражает та, – потому что у меня есть любовник в Бордо и другой – в Монпелье.

– Несмотря на это, – парирует Астроди, – ты могла бы говорить, что ты девственница, потому что ты никогда не была иной, чем теперь.

– Это правда.

– Как, – говорю я ей, – вы никогда не были девственны? Расскажите же мне, потому что это уникальный случай.

– Никогда, потому что это факт, что когда мой первый любовник меня трахнул, я была такая же, как и после того, как он меня поимел. Мне было двенадцать лет.