История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - [81]

» – моих лошадей и мои коляски, что были в Малой Польше. При таких неприятностях я уволил моих рабочих и всех слуг, что у меня были на моей мануфактуре. Один только художник оставался в доме, не имея возможности ни на что жаловаться, потому что должен был получать свою долю платежей с продажи тканей. Мой прокурор был человек порядочный, но мой адвокат, который заверял меня все время, что мой процесс беспроигрышный, оказался двуличным. В течение процесса Гарнье направил мне бессовестный акт, предписывающий мне платить, который я передал адвокату; тот заверил меня, что подаст в тот же день апелляцию, и ничего не сделал, присвоив все средства, что я потратил, чтобы вернуть свое имущество. Мне вчинили два других иска и, не предупредив, объявили арест с доставкой в суд. Меня арестовали в восемь часов утра, на улице Сен-Дени, в моем собственном экипаже, начальник сбиров уселся рядом со мной, а другой сбир, сев с кучером, заставил везти меня в Форт Епископа.

Когда я туда приехал, секретарь суда сказал, что, заплатив 50 тыс. су или заручившись поручительством, я могу вернуться домой, но, не имея ни нужной суммы, ни готового поручителя, я остался в тюрьме. Когда я сказал секретарю, что у меня нет ни гроша, он ответил, что так говорят очень часто, но этому трудно поверить. Я попросил в комнату, куда меня поместили, все необходимое для письма, и известил моих адвоката и прокурора, а затем всех моих друзей, начиная с м-м д’Юрфэ и кончая моим братом, который только что женился. Прокурор пришел сразу, но адвокат только отписался, заверив, что подал апелляцию, и что мой арест совершенно незаконен, я смогу заставить дорого заплатить за это противную сторону, потерпев, однако, несколько дней и предоставив ему возможность действовать. Манон Баллетти отправила мне через своего брата свои серьги, м-м де Рюмэн направила ко мне своего адвоката, известного своей честностью, написав, что если мне нужны 500 луи, она сможет отправить их мне завтра; мой брат мне не ответил. М-м д’Юрфэ мне написала, что ждет меня к обеду. Я решил, что она сошла с ума. К одиннадцати часам моя комната наполнилась народом. Барет, который узнал о моем заточении, пришел в слезах, предлагая мне свою лавку. Сказали, что прибыла некая дама в фиакре, и, не видя ее появления, я спросил, почему ее не пускают подняться. Мне ответили, что она уехала, переговорив с секретарем. По описанию, которое мне дали, я догадался, что это была м-м д’Юрфэ.

Я был очень недоволен, оказавшись там, потому что это должно было меня дискредитировать по всему Парижу, не говоря о том, что дискомфорт тюрьмы меня привел в отчаяние. Имея в кармане 30 тысяч и безделушек на 60 тысяч, я мог бы внести залог и сразу выйти, но не мог на это решиться, вопреки адвокату м-м дю Рюмэн, который хотел убедить меня выйти каким угодно образом. Мне нужно было, согласно его утверждению, внести лишь половину суммы, которую депонируют в канцелярии до решения об апелляции, которое, он гарантировал, будет благоприятным.

В тот момент, когда мы обсуждали материалы, консьерж тюрьмы пришел сказать, что я свободен и что дама меня ждет в дверях в своем экипаже. Я отправил Ледюка – так звали моего камердинера, чтобы узнать, кто эта дама, и когда я узнал, что это м-м д’Юрфэ, я раскланялся со всем народом. Это было в полдень. Я провел там четыре часа, очень неприятных.

М-м д’Юрфэ приняла меня в своей берлине с большим достоинством. Президент «бархатная шапочка»[45], бывший вместе с ней, попросил у меня прощения за свою нацию и свою страну, где иностранцы часто подвергаются подобным неприятностям. Я поблагодарил мадам в немногих словах, сказав, что с удовольствием вижу, что стал ее должником, но что это Гарнье выиграет от ее благородного великодушия. Она ответила с улыбкой, что он им так легко не воспользуется, и что мы поговорим об этом за обедом. Она посоветовала мне сразу пойти прогуляться по Пале-Рояль и Тюильери, чтобы убедить публику, что слухи о моем аресте ошибочны. Я последовал ее совету, сказав, что она увидит меня в два часа.

Покрасовавшись на двух больших променадах, где, я видел, делая вид, что не обращают внимания, все те, кто меня знает, были удивлены при виде меня, я отправился возвращать серьги моей дорогой Манон, которая при моем появлении издала громкий крик. Поблагодарив ее и заверив все семейство, что я был арестован в результате предательства, за которое заставлю дорого заплатить тех, кто его замыслил, я оставил ее, пообещав с ней поужинать, и отправился обедать с м-м д’Юрфэ, которая сразу меня рассмешила, поклявшись, что ее Гений известил ее, что я специально дал себя арестовать, чтобы заставить о себе говорить, из соображений, известных только мне. Она сказала мне, что, узнав у секретаря канцелярии Форта Епископа, о чем идет речь, она вернулась к себе, чтобы взять свидетельства о ввозных пошлинах, которые она получала в Отель-де-Виль, которые покрывали сумму в 100 тыс. фр., и которые она депонировала, но что Гарнье ей еще поплатится, в случае, если я не буду в состоянии добиться удовлетворения.

Она сказала, что я должен начать с того, чтобы атаковать криминального адвоката, поскольку очевидно, что тот не зафиксировал мою апелляцию. Я покинул ее, заверив, что в скором времени она получит обратно свой залог.