История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 - [82]

– Но она с вами тоже говорила.

– Да, но… Вы не знаете Рим. Идите туда один. Вы должны туда пойти.

– Но она меня примет?

– Думаю, вы шутите. Речь не идет о том, чтобы о вас объявили. Вы войдете к ней, когда обе створки двери ее комнаты будут распахнуты. Вы увидите там всех тех, кто отдает ей честь.

– Она меня заметит?

– Не сомневайтесь в этом.

Назавтра я отправился в Монте Кавалло, и, прежде чем мне сказали, что я могу войти, пошел прямо в комнату, где находился папа, и он был один. Я целую святой крест на пресвятой туфле, он спрашивает меня, кто я такой, я говорю, он отвечает, что знает меня, и хвалит за то, что я имею счастье принадлежать свите столь важного кардинала.

Он спрашивает меня, как я добился того, чтобы войти в его свиту, и я рассказываю ему с наибольшей искренностью обо всем, начиная с моего приезда в Марторано. Посмеявшись над тем, что я рассказал ему об епископе, он сказал, чтобы я не старался разговаривать с ним по-тоскански и говорил на венецианском диалекте, а он отвечал бы мне так, как говорят в Болонье. Я наговорил ему так много разного, что он сказал, что я доставлю ему удовольствие всякий раз, как буду к нему приходить. Я попросил разрешения читать все запрещенные книги, и он дал мне на это благословение, говоря, что пошлет его мне в письменной форме; но он об этом забыл. Бенедикт XIV был ученый, добросердечный и очень любезный человек. Второй раз я говорил с ним на вилле Медичи. Он подозвал меня к себе и, прогуливаясь, говорил о пустяках. Его сопровождали кардинал Аннибал Альбани и венецианский посол.

Приблизился скромного вида человек, понтифик спросил его, что он хочет, человек тихо ответил, и папа, выслушав, сказал, вы правы, ступайте с Богом. Он дал ему свое благословение, человек печально отошел, и папа продолжил свою прогулку. Этот человек, – говорю я Святому Отцу, – не был доволен ответом Вашего Святейшества.

– Почему?

– Потому что, видимо, он уже обращался к Богу, прежде чем говорить с вами, и вы, как было слышно, направили его туда снова, он чувствует себя отправленным, как говорит пословица, от Ирода к Пилату.

Папа усмехнулся, и двое, находившихся с ним, – тоже, и я остался один серьезным.

– Я не могу, – говорит папа, – ничего сделать без помощи бога.

– Это правда, но этот человек знает, что Ваше Святейшество его премьер-министр; так что вы можете себе представить смущение, в котором он в пребывает в настоящее время, будучи отправлен обратно к хозяину. У него не остается другого ресурса, как подавать деньги римским нищим. За тот грош, что он им даст, они все будут просить за него бога. Они увеличат его кредит. Я полагаюсь только на Ваше Святейшество, поэтому прошу вас облегчить мне эту жару, опаляющую мне глаза, и мешающую мне есть постное.

– Ешьте скоромное.

– Пресвятой отец. Ваше благословение.

Он мне дает его, говоря, что он не освобождает меня от постов. В тот же вечер я услышал на ассамблее кардинала изложение всего диалога между папой и мной. После этого все захотели со мной разговаривать. Я был польщен тем, что кардиналу Аквавива это было приятно, и он тщетно это скрывал.

Я не пренебрег мнением аббата Гама. Я отправился к г-же Г. в общее для всех время. Я увидел ее, я увидел ее кардинала и много других аббатов; но я думал, что остался незамеченным, потому что мадам не удостоила меня взглядом, и никто не сказал мне ни слова. Через полчаса я ушел. Через пять-шесть дней после этого она сказала мне в благородной и изящной манере, что видела меня в своей приемной.

– Я не знал, что имел счастье быть замеченным мадам.

– О! Я замечаю все. Мне сказали, что вы умны.

– Если те, кто это сказал вам, мадам, в этом понимают, вы сообщаете мне хорошую новость.

– Да, они в этом разбираются.

– Но если они никогда со мной не говорили, они не могли этого заметить.

– Это так. Приходите ко мне.

У нас составится кружок. Кардинал С.К. сказал мне, что когда мадам говорила со мной по-французски, хорошо или плохо, но я должен был ответить на том же языке. Политик Гэна сказал мне, между прочим, что мой стиль слишком резок, и при длинных фразах я утомляю.

Выучившись в достаточной мере французскому, я больше не брал уроков. Только упражнение должно было дать мне знание языка. Я заходил к донне Лукреции несколько раз по утрам и ходил вечером к отцу Жоржи. Он знал о моей поездке в Фраскати и не находил оснований для нарекания.

Через два дня после своего рода приказа посещать ее, отданного мне маркизой, я вошел в ее зал. Заметив сразу меня, она послала мне улыбку, которую я счел долгом вернуть вместе с реверансом, но это все. Через четверть часа она села играть, и я пошел обедать. Она была хороша и влиятельна в Риме, но я не мог заставить себя перед ней пресмыкаться.

К концу ноября жених донны Анжелики пришел ко мне вместе с адвокатом, чтобы пригласить провести день и ночь у него в доме в Тиволи, в той же компании, которую я принимал во Фраскати, и я с удовольствием согласился, потому что со дня святой Урсулы ни разу не улучил момента побыть наедине с донной Лукрецией. Я обещал быть у донны Сесилии в своем экипаже на рассвете указанного дня. Надо было выехать очень рано, потому что Тиволи находится в шестнадцати милях от Рима, и потому, что для осмотра большого количества тамошних достопримечательностей требовалось много времени. Чтобы остаться на ночь, я попросил разрешения у самого кардинала, который, выслушав, с кем я еду, ответил, что я прекрасно делаю, воспользовавшись возможностью осмотреть чудеса этого известного места в прекрасной компании.