История Японского архипелага как социоестественный и информационный процесс - [2]

.

Получается, что природные условия Японского архипелага представляют собой своеобразное сочетание факторов, которые позволяют поставить вопрос о предпосылках своеобразия исторического развития этой страны вообще. Одной из основных характеристик его следует признать интенсивность протекания внутриобщественных информационных процессов, которые обеспечивались своеобразием природных условий, их многообразием и способами адаптации к ним человека. Стартовав по дальневосточным и восточноазиатским меркам достаточно поздно, японское общество в конечном итоге сумело превратиться в одного из экономическо-технологических лидеров современного мира, причем это акселеративное развитие было достигнуто без прибегания к экстенсивным экстерриториальным допингам. Постоянное обращение именно к интенсивным факторам развития представляет собой едва ли не основную черту истории японского общества и государства. Чрезвычайно ограниченное развитие скотоводства, вкупе со своеобразием процесса возделывания риса, предопределило огромную роль ручного труда в сельском хозяйстве, что, в свою очередь, способствовало формированию пресловутого «трудолюбия» японцев и высокоразвитой трудовой этики.

Японский архипелаг представляет собой своеобразный аппендикс Азиатского континента, дальневосточную Америку, своего рода «край света», служивший в доисторическое время конечным пунктом дрейфа различных культур и народов. Теснимые различного рода обстоятельствами, наиболее активные и жизнеспособные отправлялись в странствия, чтобы обрести чаемую землю именно там. По каким-то не совсем понятным до сих пор причинам (возможно, прежде всего, благодатное разнообразие природных условий, дававших приют почти каждому хозяйственному укладу) эта земля, соединенная в свое время с материком несколькими сухопутными мостами, не позволяла пришлым дать обратный ход. В результате с самого начала формирования неолитического общества рождалось некое единство, готовое на уровне поведенческих реакций к постоянному усвоению информации из внешнего источника. Не подлежит сомнению, что равноправные обменные процессы любого рода служат фактором, стимулирующим развитие. (Термин «развитие» мы не оцениваем с этической точки зрения, подразумевая под ним ускорение эволюционного процесса.) Обмен информацией на генетическом уровне, как известно, повышает биологическую устойчивость вида и непременно сопровождается процессами культурного взаимодействия.

Динамическое взаимодействие человека и природной среды на настоящий момент прослеживается, по крайней мере, начиная с периода, отстоящего от нас на 15,5 тыс. лет. Именно в это время наблюдается значительное потепление, которое дополняется повышением влажности (13 тыс. лет назад) и формированием теплого Цусимского течения, впадающего в Японское море. Климат архипелага становится морским и в своих важнейших параметрах не отличается от нынешнего. Указанные изменения привели к трансформации флоры, увеличению снежного покрова, скрывающего корм на пастбищах, заболачиванию почв, разрастанию широколиственных лесов, поглощающих пастбища, увеличению населения и, следовательно, усилению его давления на окружающую среду, что в результате привело к исчезновению крупных млекопитающих. Для населения архипелага это означало сокращение привычной для употребления белковой массы и необходимость хозяйственной адаптации, изменения приоритетов в охоте (японский олень, кабан, медведь, заяц, куница, енотовидная собака), намного большую роль собирательства (каштан, желуди, различные виды орехов), более активное освоение рыбных запасов. Первые археологические свидетельства о начале морского промысла датируются временем — 8 тыс. лет до н. э.: в наиболее ранних раковинных кучах обнаружены остатки различных морских моллюсков, кости плосколоба индийского, мурены, большеголового морского карася, полосатого и восточного тунца, др. рыб, соседствующих с костями млекопитающих и птиц, служивших объектом охоты. При этом считается, что рыболовецкие сравнительно небольшие общины осваивали морскую территорию в радиусе 5–10 км от месторасположения поселений. Именно в это время появляются поселения на берегу моря. Причем рыболовецкие прибрежные поселения, не будучи столь многочисленны, как поселения материковые, демонстрируют абсолютное превосходство в части концентрации населения в них. Антропологический анализ костных остатков свидетельствует, что обитатели побережья — потребители более богатой белками пищи — обладали более мощным телосложением.

В период дзёмон совершенствуются и орудия рыболовства: появляется рыбная ловля с использованием сетей. В целом в прибрежной части Японии создаются условия для более благоприятного хозяйствования. Сложившийся хозяйственный комплекс, сумевший обеспечить, по крайней мере, частичную оседлость, не претерпевает принципиальных изменений вплоть до распространения поливного (заливного) рисосеяния. Получается, что культура дзёмон явилась ответом на изменения, произошедшие в климате. При этом большая плотность населения наблюдается в восточной Японии, более богатой рыбными и растительными пищевыми ресурсами. От периода дзёмон остались весьма крупные сооружения (жилые помещения диаметром до 30 м, циклопические кладки, масштабные кладбища), постройка которых требует кооперации значительного количества людей. Это говорит о высокой степени самоорганизации общества, не достижимой без достаточной плотности населения (численность населения архипелага в конце дзёмон оценивается в 1 миллион человек) и интенсивных информационных процессов в его среде. О том, что такие процессы действительно имели место, свидетельствуют как «миграции» орнаментов на керамике, в том числе из восточной Японии на Кюсю, так и наличие центров по производству каменных орудий, которые использовались на весьма значительном удалении от места производства. Обнаруженные крупные поселения свидетельствуют, во-первых, об оседлости (хотя бы и частичной) доземледельческого общества и, во-вторых, о высокой степени преемственности в выборе места поселения, что способствует обеспечению передачи различного рода информации.