История яда - [19]

«Когда же женщина умирает от ядовитых паров, в том не видят ничего необычного и ставят на ее место другую, и ни она сама, ни ее родственники, ни соседи не возражают, потому что знают, что такова судьба всех женщин ее возраста…»

Печальной была участь несчастных, которые должны были не только покорно присматривать за котелком, но еще и ждать, пока микстура остынет, а затем помешивать и растирать сваренные корни, чтобы жидкость приобрела почтенный цвет смертоносного сиропа. Вслед за этим они голыми руками извлекали остатки и выжимали последние капли яда. И когда очередная стряпуха лишалась сил, новая жертва подкладывала в костер дровишек, жгла огонь и вываривала кураре.

Над котелком поднимались смертоносные испарения, а бедной старушке приходилось их вдыхать. В конце концов умирала и она, а вакантное место добровольно занимала другая. Гумилья, похоже, очень мало заботился о достоверности своих сведений, а потому ничуть не сомневался в героизме рядовых изготовительниц кураре, всегда готовых ценой своей жизни принести пользу обществу.

Когда же наконец от первичного объема снадобья оставалась лишь третья часть, «бесталанная кухарка возвещала об этом громким криком». Тотчас же к котелку в сопровождении свиты подходил кацик. Все по очереди, с нескрываемым недоверием, начинали испытывать свежеизготовленный яд: почтительно вдыхали испарения и, обмакнув в зелье кончик палки, проверяли, достигло ли оно необходимой густоты, ну и конечно же пробовали отраву на вкус… Затем один из присутствующих, чаще всего ребенок, всеобщий любимец, осколком кости до крови раздирал себе ляжку. Кацик подносил к ране кончик жезла, смазанного ядом, но не прикасался к ней. Если кураре приготовлен как следует, должно произойти чудо: кровь, «испуганная» непосредственной близостью кураре, отхлынув обратно в рану, растечется по всему телу. Если бы кацик, упаси Господи, коснулся жезлом ноги своего «подопытного кролика», кровь жертвы тотчас бы свернулась и бедняга бы погиб. В случае, если кровь, несмотря на близость кураре, не обращалась вспять, но кровотечение останавливалось, полученный яд считали хотя и не превосходным, но все же годным к употреблению. Необходимо было только поставить его опять на огонь и немного уварить. Разумеется, эта процедура стоила жизни еще одной-двум старухам, но зато кураре получался отличный… и кровь «вследствие естественной антипатии» отступала из раны.

Свои бредовые фантазии, от которых кровь стынет в жилах, Гумилья заканчивает следующим рассуждением:

«Мы бы нисколько не удивились, если бы какой-нибудь ученый-ботаник, изучив этот корень, обнаружил, что он обладает магической силой. Мы были бы еще менее поражены, если бы славный Тритем или же славный Борри(?), или же какой-нибудь другой химик-изобретатель путем умозаключений и экспериментов открыл его состав, — он попросту удостоился бы нашей похвалы. Но никто и представить себе не может, что этот яд могла произвести неразвитая, варварская природа Ориноко! Воистину, мы глубоко верим, что к сему приложил руку сам Диавол! Ведь если бы этот яд был изготовлен даже самым искуснейшим нашим химиком, с соблюдением всех правил ремесла и использованием всех необходимых инструментов, то и тогда он не смог бы оказывать столь сильное воздействие!

Впрочем, следует сказать, что, хотя я несколько раз держал этот яд в руках, мне никогда не доводилось видеть, как его изготавливают; однако все вышеизложенные сведения я получил из столь надежных источников, что у меня нет ни малейших оснований сомневаться в их достоверности».

В своем описании Вест-Индии, изданном в 1615 году в Мадриде, А. де Эррера сообщает, что «индейцы вооружены очень острыми стрелами из весьма крепкого черного дерева, смазанными сильнейшим ядом, который убивает быстро и незаметно».

По его словам, дикари собирают рвотные корни, растущие на берегах, и, разрезав их на мелкие кусочки, варят на медленном огне; затем добавляют в снадобье «черных-пре-черных муравьев» величиной с майского жука: от их ядовитых укусов человек падает в обморок. Помимо перечисленного в ход идут также гусеницы, покрытые страшно раздражающим пушком, крылья летучих мышей, головы и хвосты рыб (вероятно, ядовитого ската), жаб и змей… Общее число компонентов в некоторых ядах достигало двух-трех десятков. В качестве противоядия использовались, соответственно, человеческие экскременты, главным образом, в виде пилюль.

Отец Кристобаль де Акуна в 1639 году поднялся вверх по Амазонке чуть ли не до самых истоков; в его отчете также содержится сообщение о кураре. Множество путешественников упоминают о кураре в своих сочинениях, но мало кто из них видел яд собственными глазами и ни один не присутствовал при его изготовлении. Так что существование кураре все еще представляется наполовину мифическим.

П. Баррер в очерке о природе экваториальных французских территорий отмечает, что «коренные жители Южной Америки обрабатывают свои стрелы соком куруру, лианы с красными плодами, растущими в виде гроздей». Более точным научным описанием наши соотечественники в те времена не располагали!