История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 1 - [15]

Этот факт имел далеко идущие последствия: даже неизбежные реформы шли по старому пути и были сориентированы на старые модели и структуры. Например, считалось, что кризис аграрного сектора можно ликвидировать с помощью воспроизводства мелкого крестьянства, хотя давно уже была замечена ненадежность подобного существования. В области администрации и военного руководства также крепко держались за старые традиции, хотя уже давно было ясно, что возросшие задачи больше не могли выполняться с помощью старого инструментария и прежних форм.

Среди многочисленных факторов и явлений кризис поздней республики еще раз подтверждает старую основную черту римской политики: в ней никогда не было альтернативных политических и общественных программ. В ней никогда не шла речь о выборе между различными структурами и системами, о долгосрочных программах и об установлении определенного политического или общественного курса, но постоянно говорилось о единичных конкретных вопросах, о случайных решениях или о выборе между определенными лицами. Постановления сената и народного собрания предлагали конкретные меры и давали узко ограниченные указания. Не выполнялись никакие планы, не было осуществлено ни одной программы, решения принимались для определенного случая, что свидетельствовало о совпадении интересов правящего слоя и граждан, а также о внутренней закрытости и когерентности системы.

Итак, понятно, что даже в драматической фазе римской истории, в период между Гракхами и Августом, политические конфликты возникали вокруг отдельных законодательных предложений и прошений, вокруг власти, которая была представлена отдельными лицами, но не вокруг отдельных программ или альтернативных решений. Даже у начинаний Тиберия Гракха, Мария, Сатурнина, Цезаря или Августа в центре стояли конкретные, отдельные решения. Фокусирование на единичных краткосрочных мерах и стремление к их выполнению в пределах нескольких месяцев всегда были признаками эскалации кризиса. Законы Лициния—Секста от 367—366 гг. до н.э. в этом отношении были такими же, как инициативы Гая Гракха, энергичные реставрационные законы Суллы. Это был водопад единичных мер в различных областях, позже такие же меры характеризовали диктатуру Цезаря и не менее важные по своему значению распоряжения Августа.

Имея в виду эти традиции, полным анахронизмом является ожидание сформулированной политической программы от оптиматов, популяров и отдельных римских политиков. Характерным признаком римской политики в этот период было как раз то, что за высокопарными словами скрывались конкретные цели. Короче говоря, кто занимался политикой, произносил громкие слова: одни якобы защищали права народа, другие оберегали авторитет сената. На самом же деле они все «боролись только за свою власть» (Саллюстий. «Катилина»).

Политика Рима I века до н.э. все больше и больше становилась вопросом власти. Изменения в структурах сами по себе не объясняли упадка Римской республики. Только благодаря сосредоточению власти внутри правящего слоя и мобилизации войсковой клиентелы и плебса, влияние отдельных лиц распространялось на все большие группы людей. Возобновляющиеся политические конвульсии привели в конце концов к хаотическому состоянию императорской эпохи, после того как республика распалась в результате радикализации борьбы отдельных групп. Отрекаться от власти представители олигархии не умели, их нужно было уничтожить политическими и психологическими методами.

История ранней и классической Римской республики, с одной стороны, знает целый ряд героизированных политиков и военных, с другой же, все эти люди были полностью интегрированы в общество и государство. Даже для такого особенно важного периода времени, как I Пуническая война, античные источники не называют ни одной личности, которая определяла бы римскую политику, а скорее создают впечатление коллективного руководства. Когда Катон Старший в своем историческом труде «Древнейшая история» не называет имен действующих лиц, а обозначает их, например, «консул», то это, видимо, уже более поздний симптом.

Очевидно, Катон уже почувствовал, что в лице его крупного политического противника Сципиона Африканского начинается новый процесс, который в конечном итоге приведет к абсолютизации отдельных личностей. Именно Сципион Африканский открывает ряд «выдающихся индивидуальностей», которые, по Гегелю, характеризовали позднюю фазу Римской республики. «Их несчастье состоит в том, что они не смогли сохранить нравственное начало, потому что то, что они делали, являлось преступлением и было направлено против сущего. Даже самые благородные из них — Гракхи — не только сами подвергались несправедливости, но и были вовлечены в общий разврат и несправедливость. Но то, что эти индивиды делали и хотели, имело высшее оправдание и приносило победу» («Лекции по философии истории». Штутгарт, 1961).

Сципион Африканский, молодой представитель знатного римского рода, во время II Пунической войны вместо обыкновенной чиновничьей карьеры выбрал военное поприще, поднялся до главнокомандующего, взял на себя политическое и военное руководство, достиг потрясающих успехов и, наконец, разгромил самого Ганнибала. Его личность соответствовала старым римским представлениям об удаче и была окружена харизматической аурой. Как избранный, одаренный счастьем человек, он открыл целый список имен, в котором за ним следовали Сулла и Цезарь, люди, имеющие те же убеждения и те же самооценки.