История волков - [75]
Я видела, как нервно сглотнула Патра.
– Он получал… лечение.
– Отлично, ваш муж вчера это разъяснил. Мы все ценим молитву. Мы здесь не собираемся устраивать суд ни над какой религией. Но я прошу вас прояснить нам кое-что. В то утро, когда вы были в Дулуте, то есть утром двадцатого июня, разве вы не сказали своему мужу, что вы идете с Полом в магазин за… как сказано в протоколе… продуктами для пикника? А на самом деле вы позвонили педиатру, к которому вы обращались за несколько месяцев до этого… доктор…
Патра бросила короткий взгляд на Лео.
– Мне не ответили.
– Но вы решили, что с ребенком что-то не так… В тот момент вы забеспокоились…
Опять сглотнула, ее глотка вся задвигалась, как механизм.
– Нам никто не ставил… диагноза.
– А почему?
– Люди постоянно обращаются к врачам! – Впервые за весь день я услыхала в ее голосе нотки мольбы. Я прямо услышала, что ей хочется убедить его сжалиться над ней или по крайней мере обходиться с ней поласковее. Она положила побелевшие руки на перила перед собой. – Разве люди не обращаются к врачам постоянно? И им не всегда становится лучше!
– Простите меня, мизис Гарднер, вы уклоняетесь от темы. Прошу, не заставляйте меня снова напоминать вам, что вам надлежит точно отвечать на заданный вопрос. Мы уже слышали доводы, что инсулин и капельница могли бы подарить ему еще часа два жизни перед тем, как у него произошла остановка сердца. Два часа. Это минимальное и простое лечение…
– Я его мать… – перебила его Патра.
– Вы были его матерью, – перебил ее окружной прокурор.
И тут ее лицо побагровело, а потом вновь побелело, словно волна прилила и отлила. Все мышцы ее лица напряглись – и расслабились. После чего она стала терпеливо дожидаться следующего вопроса, и ее глаза превратились в два плоских голубых экранчика. Она опять повторила то, что уже говорила до этого: с сыном все было в порядке. Он отдыхал в кровати. Когда прокурор наконец отпустил ее с явным раздражением, она пошла по залу суда, глядя перед собой невидящими, похожими на два крошечных телеэкрана глазами, держа бутылку с водой вверх дном, как будто это был рычаг ручного тормоза.
Все утро я ждала, когда же она посмотрит на меня, чтобы в ответ ободрить ее взглядом. Мне хотелось получить от нее хотя бы малейший знак внимания, и тогда бы я, когда пришел бы мой черед давать показания, все свалила на Лео. Он сидел спиной ко мне, держа на коленях Библию и полную бутылку воды. И иногда одобрительно кивал Патре. Он заерзал, когда Патра вернулась на свое место, и широко расставил ноги, так что их колени соприкоснулись. С тех пор как я видела его в последний раз, он отрастил бородку, подстриженную так коротко, что она казалась серебристой полумаской. Я все высматривала, не подпирает ли он щеку кончиком языка. Нет. Он не выглядел расстроенным. Ни даже встревоженным.
– Все будет в порядке, – уверил он меня в тот последний день, положив неподвижного Пола на переднее сиденье машины. А я как дура стояла у них на крыльце. Патра, сгорбившись, сидела сзади, а Лео обошел вокруг капота и тут увидел меня, переминавшуюся с ноги на ногу в дверях их коттеджа. Он остановился. Вернулся к крыльцу. – Все будет в полном порядке, – сказал он, зачем-то протянув ко мне руки. Он медленно меня обнял – меня! – приговаривая: – Ты не можешь быть ничем иным, кроме как Благом. Ты поняла, Линда? Тебе не надо грустить ни о чем!
И все же я бы обвинила его в издевательствах, в навязывании нам своей воли, но Патра так и не подала мне сигнал. В перерыве, перед тем как занять свидетельскую скамью, я вышла на улицу и по-быстрому выкурила три сигареты подряд. Я присела на бордюр на парковке и, когда сигареты закончились, положила руки на колени, а подбородок на руки. Закрыла глаза. Было такое впечатление, что мое сердце, как черный паровозик, с трудом одолевает крутую гору в тоннеле моего тела. Я подставила лицо палящему солнцу, чьи лучи, отражаясь от асфальта, запекали мою кожу, и когда я открыла глаза, слепящая белизна дня опустошила меня без остатка. Вдалеке работала цепочная пила. Я слышала, как шумно падают спиленные ветки.
А потом, словно понукаемая порывом жаркого ветра, вышла Патра. Она открыла тяжелую дверь и с минуту постояла на пороге, глубоко вдыхая. Ветер заиграл в ее волосах, и она стала больше похожа на прежнюю Патру – не такую аккуратно причесанную. Она открутила крышку с бутылки с водой и стала жадно пить – так, что пластик в ее руках смялся, и когда она оторвала губы от горлышка, бутылка с хлопком восстановила форму. Наверное, она не заметила меня, сидящую, пригнувшись, среди припаркованных машин, потому что она снова поднесла бутылку к губам, слегка откинув голову назад, и сделала несколько шагов по направлению ко мне. Она остановилась довольно близко, и я учуяла волну аромата ее кокосового шампуня. Так близко, что мне достаточно было протянуть руку и дотронуться до ее черных колготок.
Я могла бы все так и оставить. Мне показалось, что это и был тот самый знак, который я надеялась от нее получить. Ее нога и крупная капля воды, сорвавшаяся с ее губ и упавшая серым комочком на бетон.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Заветная мечта увидеть наяву гигантских доисторических животных, чьи кости были недавно обнаружены в Кентукки, гонит небогатого заводчика мулов, одинокого вдовца Сая Беллмана все дальше от родного городка в Пенсильвании на Запад, за реку Миссисипи, играющую роль рубежа между цивилизацией и дикостью. Его единственным спутником в этой нелепой и опасной одиссее становится странный мальчик-индеец… А между тем его дочь-подросток Бесс, оставленная на попечение суровой тетушки, вдумчиво отслеживает путь отца на картах в городской библиотеке, еще не подозревая, что ей и самой скоро предстоит лицом к лицу столкнуться с опасностью, но иного рода… Британская писательница Кэрис Дэйвис является членом Королевского литературного общества, ее рассказы удостоены богатой коллекции премий и номинаций на премии, а ее дебютный роман «Запад» стал современной классикой англоязычной прозы.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.